 ЭнциклопедиЯ Анатолий Фукс | ||||
С. И. Ожегов. Словарь русского языка. 1986 ФИ´ННО-УГО´РСКИЙ, -ая, -ое. Относящийся к группе родственных по языку народов, к к-рой принадлежат финны, венгры, карелы, эстонцы, удмурты и др.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. 1890—1907
И въ сѣверной Скандинавiи финское племя занимало нѣкогда гораздо большую территорiю, чѣмъ теперь. Дѣлались попытки опредѣлить территорiю отдѣльныхъ ветвей финскаго племени на основанiи названiй рѣкъ и мѣстностей и даже воспроизвести исторiю колонизацiи того или другого края. Русская колонизацiя, вытѣсняя финновъ, сохранила въ большинствѣ случаевъ прежнiя названiя рѣкъ, измѣнивъ ихъ лишь въ фонетическомъ отношенiи. Напр. «по рѣкѣ Илексѣ озера и рѣки, лежащiя къ востоку отъ обширныхъ, покрытыхъ иногда лѣсами болотъ, расположенныхъ между притоками Вытегры и изгибомъ Андомы, носятъ финскiя названiя, деревни же и мѣстности — русскiя» (Веске). Съ данной точки зрѣнiя особенно важны окончанiя Нурма, Нарова, Нуренга, Нюрюкъ — свойственныя отдѣльнымъ финскимъ нарѣчиямъ названiя рѣкъ, происходящiя отъ одного и того корня («болотистая рѣка»). Каждая изъ главныхъ группъ Ф.-угорскаго племени пользуется для образованiя названiй рѣкъ другимъ окончанiемъ. Существованiе массы однородныхъ названiй на нга (въ бассейнахъ Сухоны, Ваги, Сѣв. Двины, Онеги), на ва (Пермскiй край) и лей (Поволжье отъ Нижняго до Саратова) также указываетъ на былое присутствiе какой-то крупной нацiональности, «опредѣлить которую можно будетъ только тогда, когда всѣ данные названiя будутъ научно истолкованы при помощи живыхъ финскихъ нарѣчiй» (Смирновъ, о пермякахъ). Европеусъ занимался очень успѣшно этимъ анализомъ, послѣ него Веске, въ послѣднее время проф. Смирновъ. Доказано, что окончанiе ма характерно для вотяцкихъ рѣкъ, ва — для пермяцкихъ, нга — для лопарскихъ. Анализъ этихъ названiй обнаруживает часто еще болѣе раннiе слои мѣстныхъ названiй. Такъ, напр., край, занимаемый черемисами, не был пустыней, когда они впервые тамъ явились. Главныя воды этого края носятъ названiя, по своему составу не соотвѣтствующiя черемисскимъ; эти названiя не могутъ считаться и вотяцкими, хотя послѣднiя рядомъ съ черемисскими часто встрѣчаются. Судя по названiямъ въ родѣ Сурья, Курья, можно думать, что съ вотяками или незадолго до нихъ въ краю кочевали зыряне. За вычетомъ всѣхъ зырянскихъ по типу названiй остается масса другихъ, которыя пока не поддаются еще объясненiю изъ живыхъ финскихъ нарѣчiй, но, судя по сходству или даже тождеству ихъ, можно заключить, что они принадлежатъ народу, занимавшему громадное пространство отъ меридiана Москвы до меридiана Перми. Исходя изъ названiй мѣстностей, можно воспроизвести исторiю колонизацiи, напримѣръ, черемисскаго края черемисами. Эта народность распадается на группы, носившiя названiя по именамъ рѣкъ (ветлужане — Вытлямаръ, рутчане — Рэдъ-маръ). Движенiе по той или другой рѣкѣ отдѣльныхъ частей какой-нибудь вѣтви обозначается названiями, въ окончанiяхъ которыхъ слышатся слова «край», «берегъ», «вершина». Встрѣчая на своемъ пути мелкiе рѣчки, овраги съ текущей водой (ангеръ), колонисты разбивались на поселенiя изъ отдѣльныхъ семей, и овраги, не имѣвшiе названiй, стали называться по ихъ именамъ, наприм. Ахматъ-инеръ. Съ береговъ мелкихъ рѣчекъ и овраговъ переселенцы проникали на дикiя поляны среди лѣсовъ, покрывавшихъ страну, ставили на нихъ жилье и давали имъ свое имя. Такимъ образомъ возникло множество названiй, состоящихъ изъ словъ «поле» (нуръ) и «сторона» (белякъ) въ соединенiи съ личнымъ именемъ. Проходятъ десятки лѣтъ, даже вѣка: населенiе такой поляны увеличивается, и отъ поселка отдѣляется нѣсколько починковъ. Возникаетъ потребность обозначить каждый изъ нихъ особымъ именемъ: являются названiя, въ которыхъ опредѣляется уже не поле, но участокъ, жилье, усадьба (илемъ, суртъ). Съ разрастанiемъ починковъ слово, означающее одинокое жилье, замѣняется словомъ, означающимъ совокупность жилищъ; являются названiя, въ составъ которыхъ входитъ чаще всего личное имя, или русское слово «село» (сёла, сола), или тюкскiя куш, ял, полок. Эти селенiя въ свою очередь разрастаются; изъ нихъ выселяются одиночки и группы, жилища которыхъ, сохраняя общее имя, носятъ второе особое названiе, данное чаще всего по мѣстнымъ обстоятельствамъ (напр. Лапсола = «низменная деревня», Куркумбалъ = «нагорная деревня»). Послѣ этихъ исследованiй попытка Кастрена опредѣлить древнее размѣщенiе финскихъ народностей можетъ сохранить лишь относительное научное значенiе. По мнѣнiю Кастрена, пермская группа занимала нѣкогда пространство от Урала до Вычегды и Западной Двины; къ западу отъ нея лежали земли вестовъ и чудовъ, къ сѣверу — ями (предковъ тавастландцевъ). Еще болѣе къ сѣверу отъ Урала до Сѣв. Двины и вдоль Бѣлаго моря жили корелы; может быть, вѣтвью этихъ послѣднихъ были печорцы, жившiе еще болѣе къ сѣверу; къ югу отъ пермяковъ поселилась группа черемисо-мордовская. Ф. племя раздѣляютъ на 4 группы на основанiи лингвистическаго родства. Къ угрiйской вѣтви причисляютъ вогуловъ и остяковъ; изъ нея вышли нѣкогда мадьяры. Пермская группа, къ которой принадлежатъ вотяки, пермяки и зыряне, и черемисо-мордовская довольно близки другъ къ другу. Наконецъ, къ западно-финской группѣ принадлежатъ финляндскiя группы, чудь, весь, эсты, ливы; сюда же относятъ и лопарей (см. соотвѣтствующiя слова). Племенныя названiя, насколько они употребляются самими финнами, носятъ топографическiй характеръ. Въ большинствѣ случаевъ они содержатъ въ себѣ понятiе о «водѣ» — вѣроятно, какой-нибудь большой рѣкѣ, которая просто именовалась водой; иногда «вода» обозначается болѣе точнымъ образомъ. Названiя веси, вотяковъ просто обозначаютъ людей, живущихъ близъ воды; то же самое значенiе имѣетъ слово мордва; «остяки» — вероятно испорченное ас-хуи (люди, живущiе надъ Асой, т. е. Обью); пермяки называютъ себя коми (по Кастрену — «люди надъ Камой»). Другой корень, попадающiйся въ названияхъ финскихъ племенъ, — слово «человѣкъ»: морт у зырянъ, мара у черемисовъ; этотъ корень встрѣчается въ названiи мери и муромы («люди суши» въ противоположность мордвѣ — «людямъ надъ водой»). Названiе черемисовъ происходитъ отъ татарской клички. Культурный уровень финскихъ народностей очень неодинаковъ: наряду съ рыболовами и охотниками (остяки, лопари), находятся столь высоко стоящiя въ культурномъ отношенiи группы, какъ мадьяры и финны Финляндiи. Финляндцевъ насчитывали въ 1896 г. около 2200000, мадьяръ въ 1900 г. — 7 1/2 милл. Слѣдующее мѣсто по численности принадлежитъ мордвѣ: въ 1856 г. насчитывали ея около 800 тыс. (въ обѣихъ ветвях, мокшанской и эрзяской). Вотяковъ около 380 тыс., черемисовъ около 240 тыс., пермяковъ и зырянъ около 160 тыс., лопарей около 25000; число остяковъ, вѣроятно, не больше числа лопарей; вогуловъ и ливовъ всего по нѣскольку тысячъ. Все финно-угорское племя насчитываетъ не болѣе 12 миллiоновъ, изъ которыхъ 63 % приходится на мадьяръ. У остяковъ до послѣдняго времени сохранилось родовое начало. Во времена Кастрена они распадались на роды, изъ которыхъ каждый представлялъ самостоятельное цѣлое и въ свою очередь состоялъ изъ множества семействъ. Семейства одного и того же рода, даже не будучи въ состоянiи доказать степень взаимнаго родства, не вступали въ бракъ между собой, держались вблизи одни отъ другихъ, помогали друг другу и обладали общими религiозными мѣстами и родовыми святилищами. И у вотяковъ проявляется родовое начало. Гдѣ бы они ни садились, они садятся группами, связанными между собой близкимъ родствомъ. По Первухину, у вотяковъ насчитывается около 70 родовъ; нѣкоторые изъ нихъ вымерли, другiе держатся въ 2—3 деревняхъ, но есть такiе, которые разрослись до очень значительныхъ размѣровъ, обнимая 10—30 селенiй; связь, соединяющая такую группу деревень, выражалась не только въ признанiи общаго генiя-покровителя, но и въ общихъ моленiяхъ. Эти союзы, принимающiе уже отчасти характеръ территорiальной организацiи, носятъ названiе мэровъ, самая же совокупность лицъ, связанныхъ происхожденiемъ от общаго родоначальника, носитъ названiе эли. У черемисовъ, у которыхъ на ряду съ дѣленiемъ на уѣзды, волости и деревни, также продолжает существовать не совпадающее съ нимъ дѣеленiе на мэры и кюмыжи; рядомъ съ волостными и сельскими сходами, которые созываются властями, сохраняютъ свое существованiе сходы, созываемые сновидцами, равно какъ и соотвѣтствующiя имъ общественные моленiя кюмыжей и мэровъ. Эти мэры вотяковъ и черемисовъ соотвѣтствуютъ, вѣроятно, тому, что Римбертъ, составитель житiя св. Анзгарiя, говоря о ливонцахъ, называетъ латинскимъ терминомъ civitas. Во главѣ такой civitatis находился князь. Пермская земля, напр., дѣлилась между многими князьками, сидѣвшими въ отдѣльныхъ городкахъ, которые обыкновенно были расположены у устьевъ рѣчекъ; подданные собирались въ этихъ городкахъ въ случаѣ опасности и защищались за земляными валами. Оксъ — терминъ, обозначающiй у пермяковъ князя — находится, кажется, въ близкомъ родствѣ со словомъ оксэмъ, обозначающимъ собранiе и сходку. Сомнительно, чтобы финское племя въ своей общественной организацiи поднялось выше такого простого строя. И матерiальная культура его въ прошломъ находилась вообще на очень низкомъ уровнѣ. Преданiе пермяковъ Глазовского уѣзда гласитъ, что предки ихъ копали землю около пней лопатами, а боронили, возя елку съ обрубленными сучьями; эти прiемы практикуются и теперь, какъ вспомогательные, но елка въ нѣкоторыхъ случаяхъ замѣняется липовымъ лоткомъ, въ дно котораго вбиваются тонкiе, гибкiе еловые сучья вершковъ 14—15 длины. — Относительно культурнаго прошлого финновъ наука, кромѣ историческихъ указанiй, располагаетъ матерiальными остатками, добытыми изъ раскопокъ, и данными лингвистики. Уже Алквистъ на основанiи общаго всѣмъ финнамъ словеснаго матерiала старался начертать картину ихъ матерiальной культуры до распаденшя на отдѣльныя народности. Этот уровень доисторической финской культуры почти тождественъ съ тѣмъ, на какомъ находятся въ настоящее время остяки. Доисторическiе финны занимались охотой и рыболовствомъ, держали собаку, корову, но не умѣли добывать масла и сыра. Они переняли отъ арiйцевъ овцу, козу и свинью, вѣроятно, и лошадь. Умѣли ткать, очищали лѣсъ съ помощью огня и воздѣлывали на лядинахъ ячмень. Жили въ землянкахъ и въ коническихъ шатрахъ, покрываемыхъ зимой шкурами; очагъ состоялъ изъ нѣсколькихъ камней, расположенныхъ по серединѣ хаты. Женщины употребляли иглы изъ костей; кожи доставляли матерiал для одежды. Сомнительно, чтобы финны были тогда знакомы съ металлами; исключенiе, быть можетъ, составляла самородная мѣдь. Въ послѣднее время Аберкромби старался пополнить выводы Алквиста, останавливаясь главнымъ образомъ на восточныхъ финнахъ; между прочимъ, онъ обратилъ вниманiе на неумѣнье доисторическихъ финновъ считать выше десяти. До десяти они научились считать, когда уже распались на 3 отдѣльныя группы; на основанiи разныхъ соображенiй Аберкромби полагаетъ, что это случилось за 1800—1500 лѣтъ до Р. Хр. Лингвистическiй матерiалъ позволяетъ намъ воспроизвести культурныя воздѣйствiя, которымъ финны подвергались со стороны другихъ племенъ. Иранское воздѣйствiе началось около 600 лѣтъ до Р. Хр. и продолжалось нѣсколько столѣтiй; оно производилось въ силу торговыхъ сношенiй; можно предполагать, что иранцы основали небольшiя факторiи въ нѣкоторыхъ пунктахъ Приволжья; Волга и Кама служили торговыми путями. Уже тогда мадьяры отдѣлились отъ остяковъ и вогуловъ. Воздѣйствiе иранской культуры отъ Приволжья распространилось при помощи мордвы и на западныхъ финновъ. Эти послѣднiе состояли подъ культурнымъ влiянiемъ племенъ летто-литовскаго, славянскаго и скандинавскаго. На восточныхъ финновъ дѣйствовала культура степныхъ кочевниковъ — болгаръ и другихъ; нѣкоторыя группы, напр. чуваши, были, быть можетъ, племенами финскаго происхожденiя, всецѣло подвергшимися влiянiю татаръ. Такимъ образомъ, еще до начала нашего лѣтосчисленiя восточные и западные финны находились отчасти подъ влiянiемъ совсѣмъ различныхъ культуръ. Это доказывается и матерiальными остатками, добытыми изъ раскопокъ. Раскопки въ 1878 г. вблизи южнаго берега Ладоги дали десять череповъ долихоидальной формы, которые проф. Богдановъ сопоставляетъ съ черепами изъ кургановъ Центральной Россiи, Аберкромби — съ черепами черемисовъ. Находки неолитического вѣка въ Коломцахъ, при выходѣ р. Волхова изъ Ильменскаго озера, въ Олонецкой губ., близ дер. Волосова (недалеко отъ Мурома), въ Новомъ Мордовѣ (Спасскiй у.), въ Вятской и Пермской губернiяхъ относятся, вѣроятно, къ финскимъ племенамъ. Гончарныя издѣлiя, изваянiя и т. д. обнаруживаютъ родство между жителями бассейна Оки и жителями Олонецкой губ., западнаго побережья Бѣлаго моря, части Финляндiи, бассейна Волхова и сѣверной Эстонiи, но доказываютъ различие между ними и жителями бассейна Камы. Къ бронзовой эпохѣ слѣдуетъ отнести находки въ Фатьяновеъ (Ярославской г.), къ переходной эпохѣ между вѣками бронзовымъ и желѣзнымъ — кладбище въ Ананьинѣ (Вятской г.). Желѣзная эпоха началась сравнительно раньше въ бассейнѣ Камы, чѣмъ на Окѣ; раскопки въ Гляденовой (Пермская г.) доставили около 23 тысячъ предметовъ. Большая часть найденныхъ тамъ металлическихъ издѣлiй — местнаго производства, но серебряные сосуды — персидскаго, временъ династiи Сасанидовъ; эти находки доказываютъ, что между Персiей и финнами Приволжья существовали тогда постоянныя торговыя сношенiя; финны снабжали купцовъ, вѣроятно, мѣхами. Въ антропологическомъ отношенiи также замѣчается сильное различiе между отдѣльными группами финскаго племени. Даже среди одной и той же народности обнаруживается это различiе, проистекающее, между прочимъ, изъ условiй быта. «Извѣстенъ контрастъ между горными и луговыми черемисами. Тотъ же контрастъ наблюдается между вотяками Вятской и Уфимской губернiй. Переселившись на привольные земли Башкирiи, вотяки какъ будто переродились: вмѣсто тщедушныхъ и низменныхъ «мышей» явились рослые, крѣпкiе работники» (Смирновъ, «О вотякахъ»). Кромѣ этихъ различiй, вызванныхъ условiями быта, существуютъ еще расовые различiя. Среди, напр., пермяковъ легко отличить два типа: одинъ (главный), свѣтлорусый или рыжеватый, съ широкимъ лицомъ, сѣрыми глазами, вздернутымъ носомъ, толстыми губами, круглымъ подбородкомъ; другой, темно-русый, съ продолговатымъ лицомъ, смуглой кожей, карими или темно-карими глазами, прямымъ узкимъ носомъ, тонкими губами, острымъ подбородкомъ. Малiевъ нашелъ, что изъ 100 пермяковъ на блондиновъ приходится 63 человѣка, на брюнетовъ 32; на голубые глаза 44 %, на сѣрые 42 % и на карiе 14 %. Еще больше различiя между лопарями и вогулами; они вполнѣ оправдываютъ дѣленiе финновъ (Майновымъ) на черныхъ и свѣтлыхъ. И по строенiю черепа лопари, особенно скандинавскiе, сильно разнятся отъ вогуловъ. Черепу скандинавскихъ лопарей свойственъ крайнiй брахикефализмъ; Вирховъ называетъ ихъ патологической, рахитической расой. Вогулы, наоборотъ, обладаютъ громаднымъ процентомъ долихокефаловъ, оправдывающимъ мнѣнiе Риплея, что даже сѣверная Германiя не обладаетъ большимъ процентомъ длинноголовыхъ. По измѣренiямъ (Деникера) на живыхъ 106 остяковъ дали для средняго указателя 79,3; 54 мадьяра — 81,4; 126 вотяковъ — 82,0; 100 пермяковъ — 82,0; 100 зырянъ — 82,2; 168 мордвинцевъ — 83,3; 20 русских лопарей — 83,8. Къ этимъ даннымъ можно еще прибавить указатель ширины, измѣренный на черепахъ: 37 остяковъ — 74,3, 17 черемисовъ — 76,8. Монгольская примѣсь, особенно сильная у мордвы, обнаруживается главнымъ образомъ въ широкомъ лицѣ. Обилiе особей свѣтлаго длинноголового типа заставило многихъ ученыхъ отказаться отъ теорiй, ищущихъ родину финновъ въ Азiи. Но рѣшенше вопроса о происхожденши финновъ и о томъ, какой изъ встрѣчаемыхъ среди нихъ типовъ следует считать первоначальным, находится лишь въ зачаточномъ состоянiи. Въ послѣднее время обнаруживается стремленiе въ пользу мнѣнiя, что финны первоначально принадлежали къ светлому типу. Какъ на такую попытку, можно указать на книгу Исаака Тейлора «The Origin of the Aryans», впрочемъ, отличающуюся слишкомъ фантастическими выводами; Тейлоръ, между прочимъ, пытается доказать первоначальное единство арiйскихъ и финскихъ языковъ. Литература. Послѣднее по времени сочиненiе, представляющее резюме всего того, что наукѣ известно о финнахъ, — J. Abercromby, «The Pre-and Protohistoric Finns, both eastern and western» (Л., 1898). Антропологическiе данныя: H. Малiевъ, «Матерiалы для сравнительной антропологiи. Вотяки» (Казань, 1874); Papai, «Der Typus der Ugrier» («Ethnol. Mittheil. aus Ungarn», III, Пештъ, 1894); Retzius, «Finska kranier» (Стокгольмъ, 1878); Майновъ, «Записки Русскаго Географ. Общества" (XI и XIV томы); Малiевъ, «Антропологическiй очеркъ племени пермяковъ» («Труды Общ. Ест. Имп. Каз. Ун.», XVI); Елисеевъ, «Антропологическiя замѣтки о финнахъ» («Изв. Общ. Люб. Ест.», т. 49-й). По доисторической археологiи и культурѣ: Веске, «Славяно-финскiя отношенiя по даннымъ языка» (Изв. Общ. Арх., Ист. и Этн. при Имп. Каз. Ун.», т. VIII); Aspelin, «Antiquités du nord finno-ougrienne» (Гельсингфосъ, 1875); Ujfalvy, «Les Bachkirs, les vepses et les antiquités finno-ougriennes» (Π,, 1880); Grewingh, «Erläuterungen zur Karte der Stein-, Bronzen u. ersten Eisenalters von Liv-, Est-und Kurland» (Дерптъ, 1884); Hausmann, «Grabfunde aus Estland» (Ревель, 1896); Иностранцевъ, «Доисторическiй человѣкъ каменнаго вѣка побережья Ладожскаго оз.» (СПб., 1882); рефератъ Кудрявцева о находкахъ въ Волосовѣ («Congres intern. d'arch. et d'anthr. preh.», т. II, M., 1893); Munkacsi, «Prehistorisches in d. magyar. Metallnamen» («Ethn. Mittheil. aus Ungarn.», Пештъ, IV); Paasonen, «Die türkischen Lehnwörter im Mordvinischen» («Jour. de la Soc. finno-ougrienne», XV); Первухинъ, «Матерiалы по археологiи восточныхъ губернiй Россiи» (M., 1896); Поляковъ (въ «Зап. Русск. Геогр. Общ.», этн. отд., Х); Спицинъ, «Матерiалы по арх. восточныхъ губ. Россiи» (M., 1893), Теплуховъ (въ «Трудахъ Перм. Учен. Арх. Ком.», 1892—5); сочиненiя Альквиста, Шегрена, Кастрена, Смирнова. Л. К—й.
Ссылки
|
|
|||
| Copyright MyCorp © 2024 | ||||
| Создать бесплатный сайт с uCoz | ||||
