Содержание:
Советский Энциклопедический Словарь. 1980
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. 1890—1907
Ссылки
Басня. Ворона и лисица
Энциклопедический Словарь. Том 2. — Москва, 1953—1955. — С. 193
К
РЫЛОВ, Иван Андреевич [2(13) февр. 1769 ─ 9(21) ноября 1844], великий русский писатель; драматург и баснописец. Издавал сатирич. журналы «Почта духов (п)» (1789), «Зритель (з)» (1792). Сатира К. была близка по духу произведениям А. Н. Радищева, она питалась передовыми идеями своего времени. К. написал несколько комедий («Модная лавка», 1807, «Урок дочкам», 1807, и др.) и св. 200 басен, вошедших в золотой фонд русской лит-ры. В годы Отечественной войны с Наполеоном К. выражал патриотич. чувства русского народа («Волк на псарне» и др.). Нек-рые его басни носят резко выраженный политич. характер («Рыбья пляска» и др.).
К. мастерски высмеивал различные обществ. пороки: взяточничество, прислужничество, ложь, лицемерие, хвастовство, лень и др. («Орел и крот», «Листы и корни», «Мирская сходка», «Дикие козы», «Муха и дорожные» и мн. др.). Язык басен К., ясный и образный, тесно связан с народным языком. Творчество К. сыграло огромную роль в развитии русской реалистич. лит-ры.
Советский Энциклопедический Словарь. — Москва, 1980. — С. 669
КРЫЛОВ, Ив. Анд. (1769—1844), рус. писатель, баснописец. Издавал сатирич. журналы «Почта духов» (1789) и др. Писал трагедии и комедии. В 1809—43 создал более 200 басен, проникнутых демокр. духом, отличающихся сатирич. остротой, ярким и метким яз. В них обличал обществ. и человеческие пороки. Гоголь назвал басни К. «...книгой мудрости самого народа».
Лисица и виноград. Худ. Жан Эффель
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. 1890—1907
Крыловъ (Иванъ Андреевичь) — знаменитый русскiй баснописецъ, род. 2 февраля 1768 г., по преданiю — въ Москвѣ. Отецъ его Андрей Прохоровичъ умѣлъ читать и писать, но «наукам не учился», служилъ въ драгунскомъ полку, въ 1772 г. отличился при защитѣ Яицкаго городка отъ пугачевцевъ, затѣмъ былъ предсѣдателемъ магистрата въ Твери и умеръ 1778 г., оставивъ вдову съ двумя малолѣтними дѣтьми. Иванъ К. первые годы дѣтства провелъ въ разъѣздахъ съ семьею; грамотѣ выучился дома (отецъ его былъ большой любитель чтенiя, послѣ него къ сыну перешелъ цѣлый сундукъ книгъ); французскимъ язык. занимался въ семействѣ состоятельныхъ знакомыхъ. Въ 1777 г. онъ былъ записанъ въ гражданскую службу подканцеляристомъ калязинскаго нижняго земскаго суда, а затѣмъ тверского магистрата. Эта служба была, по-видимому, только номинальной и К. считался, вѣроятно, въ отпуску до окончанiя ученья. Учился К. мало, но читалъ довольно много. По словам современника, онъ «посѣщалъ съ особеннымъ удовольствiемъ народныя сборища, торговые площади, качели и кулачные бои, гдѣ толкался между пестрою толпой, прислушиваясь съ жадностью къ речамъ простолюдиновъ». Въ 1782 г. К. еще числился подканцеляристомъ, но «у онаго К. на рукахъ никакихъ дѣлъ не имѣлось», и жалованья онъ, повидимому, не получалъ. Скучая безплодной службой, К. въ концѣ 1782 г. поѣхалъ въ СПб. съ матерью, намѣревавшейся хлопотать о пенсiи и о лучшемъ устройствѣ судьбы сына. К-вы остались въ СПб. до авг. 1783 г., и хлопоты ихъ были не безплодны: по возвращенiи, не смотря на долговременное незаконное отсутствiе, К. увольняется изъ магистрата съ награждениемъ чиномъ канцеляриста и поступаетъ на службу въ петербургскую казенную палату. Въ это время большой славой пользовался «Мельникъ» Аблесимова, подъ влiянiемъ котораго К. написалъ въ 1784 г., оперу «Кофейница»; сюжетъ ея онъ взялъ изъ «Живописца» Новикова, но значительно измѣнилъ его и закончилъ счастливой развязкой. К. отнесъ свою оперу къ книгопродавцу и типографу Брейткопфу, который далъ за нее автору на 60 руб. книгъ (Расина, Мольера и Буало), но оперы не напечаталъ. «Кофейница» увидѣла свѣтъ только въ 1868 г. (въ юбилейномъ изданiи) и считается произведенiемъ крайне юнымъ и несовершеннымъ, къ тому же написаннымъ неуклюжими стихами. При сличенiи автографа К. съ печатнымъ изданiемъ оказывается, однако, что послѣднее не вполнѣ исправно; по удаленiи многихъ недосмотровъ издателя и явныхъ описокъ юнаго поэта, который въ дошедшей до насъ рукописи еще не совсѣмъ отдѣелалъ свою оперу, стихи «Кофейницы» едва ли могутъ назваться неуклюжими, а попытка показать, что новомодность (предметъ сатиры К.— не столько продажная кофейница, сколько барыня Новомодова) и «свободныя» воззрѣнiя на бракъ и нравственность, сильно напоминающiя совѣтницу въ «Бригадирѣ», не исключаютъ жестокости, свойственной Скотининымъ, равно какъ и множество прекрасно подобранныхъ народныхъ поговорокъ, дѣлаютъ оперу 16 лѣтняго поэта, несмотря на невыдержанность характеровъ, явленiемъ для того времени замѣчательнымъ. «Кофейница» задумана, вѣроятно, еще въ провинцiи, близко къ тому быту, который она изображаетъ. Въ 1785 г. К. написалъ трагедiю «Клеопатру» (она не дошла до нас) и отнесъ ее на просмотръ знаменитому актеру Дмитревскому; Дмитревскiй поощрилъ молодого автора къ дальнѣйшимъ трудамъ, но пьесы въ этомъ видѣ не одобрилъ. Въ 1786 г. К. написалъ трагедiю «Филомела», которая ничѣмъ, кромѣ изобилiя ужасовъ и воплей и недостатка дѣйствiя, не отличается отъ другихъ «классическихъ» тогдашнихъ трагедiй. Немногимъ лучше написанныя К. въ то же время комическая опера «Бешеная семья» и комедiя «Сочинитель въ прихожей», о послѣдней Лобановъ, другъ и биографъ К., говоритъ: «Я долго искалъ этой комедiи и сожалѣю, что, наконецъ, ее нашелъ». Дѣйствительно, въ ней, какъ и въ «Бешеной семьѣ», кромѣ живости дiалога и нѣсколькихъ народныхъ «словечекъ», нѣтъ никакихъ достоинств. Любопытна только плодовитость молодого драматурга, который вошелъ въ близкiя сношенiя съ театральнымъ комитетомъ, получилъ даровой билетъ, порученiе перевести съ французскаго оперу: «L'Infante de Zamora» и надежду, что «Бѣшеная семья» пойдетъ на театрѣе, такъ какъ къ ней уже была заказана музыка. Въ казенной палатѣ К. получалъ тогда 80—90 руб. въ годъ, но положенiемъ своимъ не былъ доволен и перешелъ въ Кабинетъ Ея Величества. Въ 1788 г. К. лишился матери и на рукахъ его остался маленькiй его братъ Левъ, о которомъ онъ всю жизнь заботился какъ отецъ объ сынѣ (тотъ въ письмахъ и называлъ его обыкновенно «тятенькой»). Въ 1787—88 гг. К. написалъ комедiю «Проказники», гдѣ вывелъ на сцену и жестоко осмѣялъ перваго драматурга того времени Я. Б. Княжнина (РиѲмокрадъ) и жену его, дочь Сумарокова (Таратора); по свидѣтельству Греча, педантъ Тянисловъ списанъ съ плохого стихотворца П. М. Карабанова (см.). Хотя и въ «Проказникахъ», вместо истиннаго комизма, мы находимъ карикатуру, но эта карикатура смѣла, жива и остроумна, а сцены благодушнаго простака Азбукина съ Тянисловомъ и РиѲмокрадомъ для того времени могли считаться очень забавными. «Проказники» не только поссорили К. съ Княжниным, но и навлекли на него неудовольствiе театральной дирекцiи. Въ 1789 г., въ типографiи И. Г. Рахманинова, образованнаго и преданнаго литературному дѣлу человѣка, К. печатаетъ ежемѣсячный сатирическiй журналъ Почта Духовъ въ которомъ участвуетъ, между прочимъ, Paдищев (на это указано А. Н. Пыпинымъ въ «Вѣстникѣ Европы» 1868 г., май). Изображенiе недостатковъ современнаго русскаго общества облечено здѣсь въ фантастическую форму переписки гномовъ съ волшебникомъ Маликульмулькомъ. Сатира «Почты Духовъ» и по идеямъ, и по степени глубины и рельефности служитъ прямымъ продолженiемъ журналовъ начала 70-х годовъ (только хлесткiе нападки К. на РиѲмокрада и Таратору и на дирекцiю театровъ вносятъ новый личный элементъ), но въ отношенiи искусства изображенiя замечается крупный шагъ впередъ. По словамъ Я. К. Грота, «Козицкiй, Новиковъ, Эмиънъ были только умными наблюдателями; К. является уже возникающимъ художникомъ». «Почта Духовъ» выходила только съ января по августъ, такъ какъ имела всего 80 подписчиковъ; въ 1802 г. она вышла вторымъ изданiемъ. Въ 1790 г. К. написалъ и напечаталъ оду на заключенiе мира со Швецiей, произведенiе слабое, но все же показывающее въ авторѣ развитого человѣка и будущаго художника слова. 7 декабря этого же года К. выходитъ въ отставку; въ слѣдующемъ году онъ становится владѣльцемъ типографiи и съ января 1792 г. начинаетъ печатать въ ней журналъ Зритель, съ очень широкой программой, но все же съ явной наклонностью къ сатирѣ, въ особенности въ статьяхъ редактора. Наиболѣе крупныя пьесы К. въ «Зрителѣ»: «Каибъ, восточная повѣсть», сказка «Ночи», «Похвальная рѣчь въ память моему дѣдушкѣ», «Рѣчь, говоренная повѣсою въ собранiи дураковъ», «Мысли философа по модѣ». По этимъ статьямъ (въ особенности по первой и третьей) видно, какъ расширяется мiросозерцанiе К. и какъ зрѣетъ его художественный талантъ; въ это время онъ уже составляетъ центръ литературнаго кружка, который вступалъ въ полемику съ «Московскимъ Журналомъ» Карамзина. Главнымъ сотрудникомъ К. былъ А. И. Клушинъ (см. XV, 430). Зритель имелъ уже 170 подписчиковъ и въ 1793 г. превратился въ С.-Петербургскiй Меркурiй, издаваемый К. и Клушинымъ. Такъ какъ въ это время «Московскiй Журналъ» Карамзина прекратилъ свое существованiе, то редакторы «Меркурiя» мечтали распространить его повсемѣстно и придали своему изданiю возможно болѣе литературный и художественный характеръ. Въ «Меркурiи» помѣщены всего двѣ сатирическiя пьесы К.: «Похвальная рѣчь наукѣ убивать время» и «Похвальная рѣчь Ермолафиду, говоренная въ собранiи молодыхъ писателей»; послѣдняя, осмѣивая новое направленiе въ литературѣ (подъ Ермолафидомъ, т. е. человѣкомъ, который несет ермолафiю или чепуху, подразумѣвается, какъ замѣтил Я. К. Гротъ, преимущественно Карамзинъ) служитъ выраженiемъ тогдашнихъ литературныхъ взглядовъ К. Этотъ самородокъ сурово упрекаетъ карамзинистовъ за недостаточную подготовку, за презрѣнiе къ правиламъ и за стремленiе къ простонародности (къ лаптямъ, зипунамъ и шапкамъ съ заломомъ): очевидно, годы его журнальной дѣятельности были для него учебными годами, и эта поздняя наука внесла разладъ въ его вкусы, послужившiй, вѣроятно, причиной временнаго прекращенiя его литературной дѣятельности. Чаще всего К. фигурируетъ въ «Меркурiи», какъ лирикъ и подражатель болѣе простыхъ и игривыхъ стихотворенiй Державина, при чемъ онъ выказываетъ болѣе ума и трезвости мысли, нежели вдохновенiя и чувства (особенно въ этомъ отношенiи характерно «Письмо о пользѣ желанiй», оставшееся впрочемъ, не напечатаннымъ). «Меркурiй» просуществовалъ всего одинъ годъ и не имѣлъ особаго успѣха. Въ концѣ 1793 г. К. уѣзжаетъ изъ Петербурга, и чѣмъ онъ занятъ въ 1794—96 гг., намъ неизвѣстно. Въ 1797 г. онъ встрѣтился въ Москвѣ съ кн. С. Ф. Голицынымъ и уѣхалъ къ нему въ деревню, въ качествѣ учителя дѣтей, секретаря и т. п., во всяком случаѣ не въ роли дармоѣда-приживальщика. Въ это время К. обладалъ уже широкимъ и разностороннимъ образованiемъ (онъ хорошо игралъ на скрипкѣ, зналъ по-итальянски и т. д.), и хотя по-прежнему былъ слабъ въ орфографiи, но оказался способнымъ и полезнымъ преподавателемъ языка и словесности (см. «Воспоминанiя» Ф. Ф. Вигеля). Для домашняго спектакля въ домѣ Голицына написалъ он шуто-трагедию «Трумф» или «Подщипа» (напечатанную сперва за границей, потом в «Русской Старине», 1871 г., кн. III), грубоватую, но не лишенную соли и жизненности пародию на ложноклассическую драму, и через нее навсегда покончил с собственным стремлением извлекать слезы зрителей. В 1801 г. кн. Голицын был назначен рижским генерал-губернатором, и К. определился к нему секретарем. В том же или в следующем году он написал пьесу «Пирог» (напеч. в VI т. «Сбор. Акд. Наук»; представлена в 1 раз в Петербурге в 1802 г.), легкую комедию интриги, в которой, в лице Ужимы, мимоходом задевает антипатичный ему сентиментализм. Несмотря на дружеские отношения со своим начальником, К. 26 сентября 1803 г. вновь вышел в отставку. Что делал он следующие 2 года, мы не знаем; рассказывают, что он вел большую игру в карты, выиграл один раз очень крупную сумму, разъезжал по ярмаркам и пр. В 1805 г. К. был в Москве и показал И. И. Дмитриеву свой перевод двух басен Лафонтена: «Дуб и Трость» и «Разборчивая невеста». По словам Лобанова, Дмитриев, прочитав их, сказал К.: «это истинный ваш род; наконец, вы нашли его». К. всегда любил Лафонтена (или Фонтена, как он называл его) и, по преданию, уже в ранней юности испытывал свои силы в переводах басен, а позднее, может быть, и в переделках их; басни и «пословицы» были в то время в моде. Прекрасный знаток и художник простого языка, всегда любивший облекать свою мысль в пластическую форму аполога, к тому же сильно наклонный к насмешке и пессимизму, К., действительно, был как бы создан для басни, но все же не сразу остановился он на этой форме творчества: в 1806 г. он напечатал только 3 басни, а в 1807 г, появляются 3 его пьесы, из которых две, соответствующие сатирическому направлению таланта К., имели большой успех и на сцене: это "Модная лавка" (окончательно обработана еще в 1806 г. и в 1-й раз представлена в Петербурге 27 июля) и «Урок дочкам» (сюжет последней свободно заимствован из «Pr é cieuses ridicules» Мольера; представлена в 1 раз в Петербурге 18 июня 1807 года). Объект сатиры в обеих один и тот же, в 1807 г. вполне современный — страсть нашего общества ко всему французскому; в первой комедии французомания связана с распутством, во второй доведена до геркулесовых столпов глупости; по живости и силе диалога обе комедии представляют значительный шаг вперед, но характеров нет по-прежнему. Третья пьеса К.: «Илья Богатырь, волшебная опера» написана по заказу А. Л. Нарышкина, директора театров (поставлена в 1 раз 31 дек. 1806 г.); несмотря на массу чепухи, свойственной феериям, она представляет несколько сильных сатирических черт и любопытна как дань юному романтизму, принесенная таким крайне неромантическим умом. Неизвестно, к какому времени относится неоконченная (в ней всего полтора действия и герой еще не появлялся на сцену) комедия К. в стихах: «Лентяй» (напеч. в VI т. «Сборника Акад. Наук»); но она любопытна, как попытка создать комедию характера и в тоже время слить ее с комедией нравов, так как недостаток, изображаемый в ней с крайней резкостью, имел свои основы в условиях жизни русского дворянства той и позднейшей эпохи.
Герой Лентул
любит лежебочить;
Зато ни в чем другом нельзя его порочить:
Не зол, не сварлив он, отдать последне рад
И если бы не лень, в мужьях он был бы клад;
Приветлив и учтив, при том и не невежа
Рад сделать все добро, да только бы лишь лежа.
В этих немногих стихах мы имеем талантливый набросок того, что позднее было развито в Тентетникове и Обломове. Без сомнения, К. и в самом себе находил порядочную дозу этой слабости и, как многие истинные художники, именно потому и задался целью изобразить ее с возможной силой и глубиной; но всецело отожествлять его с его героем было бы крайне несправедливо: К.— сильный и энергичный человек, когда это необходимо, и его лень, его любовь к покою властвовали над ним, так сказать, только с его согласия. Успех его пьес был большой; в 1807 г. современники считали его известным драматургом и ставили рядом с Шаховским (см. «Дневник чиновника» С. Жихарева); пьесы его повторялись очень часто; «Модная Лавка» шла и во дворце, на половине имп. Марии Феодоровны (см. Арапов, «Летопись русского театра»). Несмотря на это К. решился покинуть театр и последовать совету Дмитриева. В 1808 г. К., снова поступивший на службу (в монетном департаменте), печатает в «Драмат. Вестнике» 17 басен и между ними несколько («Оракул», »Слон на воеводстве», «Слон и Моська» и др.) вполне оригинальных. В 1809 г. он выпускает первое отдельное издание своих басен, в количестве 23, и этой книжечкой завоевывает себе видное и почетное место в русской литературе, а благодаря последующим изданиям басен он становится писателем в такой степени национальным, каким до тех пор не был никто другой. С этого времени жизнь его-ряд непрерывных успехов и почестей, по мнению огромного большинства его современников — вполне заслуженных. В 1810 г. он вступает помощником библиотекаря в Имп. публ. библиотеку, под начальство своего прежнего начальника и покровителя А. Н. Оленина (см.); тогда же ему назначается пенсия в 1500 руб. в год, которая впоследствии (28 марта 1820 г.), «во уважение отличных дарований в россий c кой словесности», удваивается, а еще позднее (26 февр. 1834 г.) увеличивается вчетверо, при чем он возвышается в чинах и в должности (с 23 марта 1816 г. он назначен библиотекарем); при выходе в отставку (1 марта 1841 г.) ему, «не в пример другим», назначается в пенсию полное его содержание по библиотеке, так что всего он получает 11700 руб. асс. в год. Уважаемым членом «Беседы любителей русской словесности» (см.) К. является с самого ее основания; 16 дек. 1811 г. он избран членом Российской Академии, 14 янв. 1823 г. получил от нее золотую медаль за литературные заслуги, а при преобразовании Росс. Акд. в отделение русского яз. и словесности академии наук (1841) был утвержден ординарным академиком (по преданию, имп. Николай согласился на преобразовать с условием, «чтобы К. был первым академиком»). 2 февр. 1838 г. в Петербурге праздновался 50-летний юбилей его литературной деятельности с такою торжественностью и вместе с тем с такою теплотой и задушевностью, что подобного литературного торжества нельзя указать раньше так наз. Пушкинского праздника в Москве. Скончался 9 ноября 1844 г. Анекдоты об его удивительном аппетите, неряшестве, лени, любви к пожарам, поразительной силе воли, остроумии, популярности, уклончивой осторожности-слишком известны.
Высокого положения в литературе К. достиг не сразу; Жуковский, в своей статье «О басне и баснях К.», написанной по поводу изд. 1809 г., еще сравниваете его с Дмитриевым, не всегда к его выгоде, указывает в его языке «погрешности», «выражения противные вкусу, грубые» и с явным колебанием «позволяет себе» поднимать его кое-где до Лафонтена, как «искусного переводчика» царя баснописцев. К. и не мог быть в особой претензии на этот приговор, так как из 27 басен, написанных им до тех пор, в 17 он., действительно, «занял у Лафонтена и вымысел, и рассказ»; на этих переводах К, так сказать, набивал себе руку, оттачивал оружие для своей сатиры. Уже в 1811 г. он выступает с длинным рядом совершенно самостоятельных (из 18 басен 1811 г. документально заимствованных только 3) и часто поразительно смелых пьес, каковы «Гуси», «Листы и Корни», «Квартет», «Совет мышей» и пр. Вся лучшая часть читающей публики тогда же признала в К. огромный и вполне самостоятельный талант; собрание его «Новых басен» стало во многих домах любимой книгой, и злостные нападки Каченовского («Вестн. Европы» 1812 г., № 4) гораздо более повредили критику, чем поэту. В год отечественной войны К. становится политическим писателем, именно того направления, которого держалось большинство русского общества. Также ясно политическая идея видна и в баснях двух последующих годов, напр. «Щука и Кот» (1813) и «Лебедь, Щука и Рак» (1814; она имеет в виду не венский конгресс, за полгода до открытия которого она написана, а выражает недовольство русского общества действиями союзников имп. Александра). В 1814 г. К. написал 24 басни, все до одной оригинальные, и неоднократно читал их при дворе, в кружке имп. Марии Феодоровны. По вычислению Галахова, на последние 25 лет деятельности К. падает только 68 басен, тогда как на первые двенадцать — 140. Сличение его рукописей и многочисленных изданий показывает, с какой необыкновенной энергией и внимательностью этот в других отношениях ленивый и небрежный человек выправлял и выглаживал первоначальные наброски своих произведений, и без того, по-видимому, очень удачные и глубоко обдуманные. Набрасывал он басню так бегло и неясно, что даже ему самому рукопись только напоминала обдуманное; потом он неоднократно переписывал ее и всякий раз исправлял, где только мог; больше всего он стремился к пластичности и возможной краткости, особенно в конце басни; нравоучения, очень хорошо задуманные и исполненные, он или сокращал, или вовсе выкидывал (чем ослаблял дидактический элемент и усиливал сатирический), и таким образом упорным трудом доходил до своих острых, как стилет, заключений, которые быстро переходили в пословицы. Таким же трудом и вниманием он изгонял из басен все книжные обороты и неопределенные выражения, заменял их народными, картинными и в то же время вполне точными, исправлял постройку стиха и уничтожал так наз. «поэтические вольности». Он достиг своей цели: по силе выражения, по красоте формы басни К.-верх совершенства; но все же уверять, будто у К. нет неправильных ударений и неловких выражений, есть юбилейное преувеличение («со всех четырех ног» в басне «Лев, Серна и Лиса», «Тебе, ни мне туда не влезть» в басне «Два мальчика», «Плоды невежества ужасны таковы» в басне «Безбожники» и т. д.). Все согласны в том, что в мастерстве рассказа, в рельефности характеров, в тонком юморе, в энергии действия К.-истинный художник, талант которого выступает тем ярче, чем скромней отмежеванная им себе область. Басни его в целом — не сухая нравоучительная аллегория и даже не спокойная эпопея, а живая стоактная драма, со множеством прелестно очерченных типов, истинное «зрелище жития человеческого», рассматриваемого с известной точки зрения. Насколько правильна эта точка зрения и назидательна басня К. для современников и потомства-об этом мнения не вполне сходны, тем более, что для полного выяснения вопроса сделано далеко не все необходимое. Хотя К. и считает благотворителем рода человеческого «того, кто главнейшие правила добродетельных поступков предлагает в коротких выражениях», сам он ни в журналах, ни в баснях своих не был дидактиком, а ярким сатириком, и притом не таким, который казнит насмешкой недостатки современного ему общества, в виду идеала, твердо внедрившегося в его душе, а сатириком-пессимистом, плохо верящим в возможность исправить людей какими бы то ни было мерами и стремящимся лишь к уменьшению количества лжи и зла. Когда К., по обязанности моралиста, пытается предложить «главнейшие правила добродетельных поступков», у него это выходит сухо и холодно, а иногда даже и не совсем умно (см. напр. «Водолазы»); но когда ему представляется случай указать на противоречие между идеалом и действительностью, обличить самообольщение и лицемерие, фразу, фальшь, тупое самодовольство, он является истинным мастером. Поэтому едва ли уместно негодовать на К. за то, что он "не выразил своего сочувствия ни к каким открытиям, изобретениям или нововведениям" (Галахов), как неуместно требовать от всех его басен проповеди гуманности и душевного благородства. У него другая задача — казнить зло безжалостным смехом: удары, нанесенные им разнообразным видам подлости и глупости, так метки, что сомневаться в благотворном действии его басен на обширный круг их читателей никто не имеет права. Полезны ли они, как педагогический материал? Без сомнения, как всякое истинно художественное произведение, вполне доступное детскому уму и помогающее его дальнейшему развитию; но так как они изображают только одну сторону жизни, то рядом с ними должен предлагаться и материал противуположного направления. Важное историко-литературное значение К. также не подлежит сомнению. Как в век Екатерины рядом с восторженным Державиным был необходим пессимист Фонвизин, так в век Александра был необходим К.; действуя в одно время с Карамзиным и Жуковским, он представлял им противовес, без которого наше общество могло бы зайти слишком далеко по пути мечтательной чувствительности. Не разделяя археологических и узко-патриотических стремлений Шишкова, К. сознательно примкнул к его кружку и всю жизнь боролся против полусознательного западничества. В баснях явился он первым у нас «истинно народным» (Пушкин, V, 30) писателем, и в языке, и в образах (его звери, птицы, рыбы и даже миеологические фигуры-истинно русские люди, каждый с характерными чертами эпохи и общественного положения), и в идеях. Он симпатизирует русскому рабочему человеку, недостатки которого, однако, прекрасно знает и изображает сильно и ясно. Добродушный вол и вечно обиженные овцы у него единственные так называемые положительные типы, а басни: «Листы и Корни», «Мирская сходка», «Волки и Овцы» выдвигают его далеко вперед из среды тогдашних идиллических защитников крепостного права. К. избрал себе скромную поэтическую область, но в ней был крупным художником; идеи его не высоки, но разумны и прочны; влияние его не глубоко, но обширно и плодотворно. Первые монографии о К. написаны его приятелями — M. E. Лобановым («Жизнь и сочинения И. А. К.») и П. А. Плетневым (при полном собрании сочинений И. К, изд. Ю. Юнгмейстером и Э. Веймаром в 1847 г.); биография Плетнева много раз перепечатывалась как при собрании сочинений К., так и при его баснях. Заметки, материалы и статьи о нем появлялись как в исторических, так и в общих журналах (список их см. у Межова, «История русской и всеобщей слов.», СПб., 1872, а также у Кеневича и Л. Майкова). Въ годъ столѣтняго юбилея со дня рождения К. вышли «Библiограф. и истор. примѣчанiя къ баснямъ К.», В. Ф. Кеневича, и II т. «Исторiи русской словесности» А. Д. Галахова, гдѣ К. и его баснямъ посвящено небольшое, но цѣнное изслѣдованiе. Серьезная и добросовѣстная, но далеко не полная работа Кеневича (2-е изд., безъ дополненiй и даже съ сокращенiями, 1878 г.) вошла какъ часть въ V І т. «Сборника русскаго языка и словесности Академiи Наукъ» (1869), всѣ статьи котораго посвящены К.; тогда же появилось нѣсколько монографiй въ журналахъ. Изъ работъ послѣдняго времени цѣнный матерiалъ представляетъ статья Л. Н. Майкова: «Первые шаги И. А. К. на литературномъ поприщѣ» («Русскiй Вѣстникъ» 1889 г.; перепечатано въ «Историко-литературныхъ очеркахъ», СПб. 1895). Ср. также статью А. Лященко, въ «Историческомъ Вѣстникѣ» (1894 г. № 11); А. Кирпячникова въ «Починѣ», В. Перетца въ «Ежегодн. Имп. Театровъ на 1895 г.» и рядъ статей о К. въ «Ж. М. Н. Пр.» 1895 г. Амона, Драганова и Нечаева (послѣдняя вызвала брошюру А. Лященко.
А. Кирпичниковъ.
Ссылки
- Крылов — Большая российская энциклопедия
- Иван Андреевич Крылов — Википедия
- «Троеженец» — басня была написана Крыловым по поводу производившегося тогда в сенате разводного дела Егора Борисовича Фукса...
- Басни Крылова в начальной школе. 1943
- Лиса — символ ума, хитрости, коварства
Примечания
«ЗРИТЕЛЬ», ежемесячный русский сатирич. журнал, издававшийся в 1792 И. А. Крыловым, А. И. Клушиным, П. А. Плавильщиковым и др. В нём были напечатаны наиболее яркие сатирич. произведения Крылова.
«ПОЧТА ДУХОВ», русский сатирич. журнал прогрессивного направления, издававшийся в 1789 И. А. Крыловым.
Энциклопедический Словарь. 1953—1955
|
Ворона и лисица. Худ. Жан Эффель |
ВОРОНА И ЛИСИЦА
Басня И. А. Крылова, написана не позднее 1807 года. Впервые опубликована в журнале «Драматический вестник» в 1808 году.
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду, Лиса близехонько бежала;
Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр,—
Лисицу сыр пленил,
Плутовка к дереву на цыпочках подходит;
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие перышки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись!
Что ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица,
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина* с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье сперло,—
И на приветливы Лисицины слова
Ворона каркнула во все воронье горло:
Сыр выпал — с ним была плутовка такова.
* Вещунья — предсказательница. В народных легендах и сказках ворон, ворона изображаются как вещие птицы.
