• СЛОВАРЬ

Бить врага по-суворовски! — Невский "пятачок". Лениздат. 1970

Тяжело было нашим воинам на вновь отвоеванном у врага «пятачке». Но не легче приходилось и тем, кто стоял в сентябрьские дни 1942 года на правом берегу реки, кто под ураганным огнем ни на минуту не прерывал связи с героическими десантниками, питал их боеприпасами, продовольствием, организовывал эвакуацию раненых в тыл.

Из воспоминаний старшего лейтенанта М. Королева

...Под покровом ночи подносим к берегу тяжелые понтоны. Из-за реки одна за другой взлетают осветительные ракеты. Противник ведет методический артиллерийский огонь. То тут, то там с визгом проносятся огненные трассы пулеметных очередей.

На исходе ночи взвод Николая Богаева отнес к берегу последние понтоны. На востоке едва заметно светлеет небо. И тут противоположный берет озарился сотнями орудийных вспышек. Это был не прежний методической обстрел. На нас обрушился огненный шквал, сотрясавший землю.

Залегли в траншее. От гула и грохота заложило уши, больно стучит в висках. Воздух пропитан пылью а дымом. Трудно дышать.

Срассветом ураган огня стих так же неожиданно, как и начался. Отряхиваясь, поднимаемся из траншей. Нашему взору открывается картина перепаханной вздыбленной земли.

Прибегают с докладами связные.
Тяжело ранен в живот рядовой Агапкин.
Ослеп ветеран роты Черных.
Оторвало руку лучшему минеру Алексееву.
Называют всё новые и новые фамилии раненых и убитых.

Никогда не простим фашистам, ничего не забудем!

Телефонисты устанавливают связь с КП батальона. Старшина роты Крутов доставил в термосах обед, и жизнь входит в «нормальную» колею.

Под вечер началась наша артиллерийская подготовка. Одновременно в воздухе появились советские штурмовики, атакующие позиции врага.

Меня вызвали к телефону. Звонил командир батальона капитан И. И. Соломахин.

— У тебя всё в порядке? — слышу в трубке его голос.— После артподготовки приступай к переправе.

Однако в тот день нам так и не удалось организовать переправу. Противник вновь открыл огонь.

К вечеру вышли из строя многие бойцы роты. Ранены мой заместитель лейтенант В. В. Панов и политрук роты М. В. Латышев. Почти ничего не осталось на берегу от подготовленных переправочных средств: они были разбиты.

Такая же участь постигла в тот день переправу и на других участках.

Но мы снова днем и ночью подносим к берегу прибывающие к нам лодки, ремонтируем уцелевшие понтоны. Все это под непрекращающимся огнем, к которому люди уже привыкли, если вообще можно привыкнуть к этому.

Смертельно ранен командир взвода Абрамов.
Ранен и эвакуирован в тыл Коля Богаев.
Рота тает на глазах.

В одну из ночей простился я со своим близким другом, командиром разведвзвода лейтенантом Лебедевым, с которым шагал по фронтовым дорогам с первых дней войны.

Я спускался к реке, когда разглядел в темноте чьи-то силуэты. Окликнул. Два солдата вели под руки Лебедева. Он прыгал на одной ноге.

— Что случилось?
— На мину наступил,— отозвался он.

В траншее я налил Лебедеву двойную порцию спирта и расцеловался с ним. Когда солдаты понесли его на плащ-палатке в медсанбат, он запел какую-то песню. Он никогда не унывал, мой друг лейтенант Лебедев. Он был весел и жизнерадостен в самых лихих переделках.

Забегая вперед, хочу рассказать о дальнейшей судьбе этого отважного офицера.

В полевом госпитале врач осмотрел его ногу и принял решение: ампутировать. Но Лебедев не согласился. Он настоял, чтобы его отправили в тыл, и через несколько суток оказался в одном из госпиталей в Вологде.

Когда там разбинтовали ногу, то ужаснулись: раздробленная взрывом ступня была черной.

Спасти Лебедева от гангрены могла только срочная ампутация. Но разведчик не представлял себе жизни без ноги. Он считал, что обязан вернуться к своим товарищам на фронт. А без ноги какой же он солдат.

— Молодой человек,— уговаривал его врач,— я более тридцати лет лечу людей, и вы можете поверить моему опыту. Иного выхода,нет. Ильи вы лишитесь ноги и сохраните себе жизнь, или... Выбирайте.

— Если нет возможности сохранить ногу,— ответил Лебедев,— не утруждайте себя напрасно, доктор.

Лейтенант лежал в палате, упершись взглядом в потолок.

И врач не выдержал. Он вновь пришел к Лебедеву и сказал:

— Я сделаю тебе операцию, пусть будет по твоему. Но гарантии никакой. Если не получится, все равно придется отрезать. Согласен?

Он не издал на операционном столе ни единого стона. Не раз терял сознание, но тут же приходил в себя.

Четыре часа нестерпимой боли: операция без наркоза. Четыре часа он лежал с крепко стиснутыми зубами.

— Черт знает, что за сердце у человека,— сказал хирург, когда Лебедева увезли в палату.— Да и воля, я вам замечу, тоже...

Через несколько месяцев Лебедев выписался из госпиталя. Он добился, чтобы его отправили в родной батальон, и мы прошагали с ним бок о бок по дорогам войны до самой победы...

А теперь вернемся к тому, как осенью 1942 года велась подготовка к переброске частей на левый берег Невы. Вечером командир батальона предупредил меня, что намечено ночью форсировать реку.

Еще не отгремели пушки, которые вели артиллерийскую подготовку, а от берега уже отошли первые лодки. Их поглотила мгла.

Словно опомнившись, противник открыл ответный огонь. Но уже ничто не могло остановить наших десантников.

Незаметно подкрадывается рассвет. Гладь Невы чиста. Где наши? Дошли ли?

В воздухе появляются фашистские пикирующие бомбардировщики. Вздрагивает при каждом взрыве землянка. Зловеще скрипит и готовится вот-вот рухнуть на нас перекрытие.

Все реже стреляют зенитки. Кажется, фашисты отбомбились.

Но как же наши? Нужно выяснить обстановку на том берегу, наладить связь с десантниками. Сделать это днем, на глазах у противника совсем не просто.

На переправу прибыл с разведчиками заместитель командира 45-й стрелковой дивизии с двумя офицерами. Один из них — командир артиллерийского полка. Заместитель командира дивизии приказывает ему засечь и подавить огневые точки противника.

Неожиданно в землянку влетает мой ординарец Саша Кройтер. Кричит с порога:

— Куда несешься? Сиди в укрытии,— слышу голос заместителя командира дивизии.
— Нет, лучше быть в траншее,— отвечаю на ходу.

Самолеты перешли в пикирование. С нарастающим воем свистят бомбы. Кажется, все они нацелены точно в тебя.

Лежим на дне траншеи. Грохот взрыва. На меня обрушивается земля. Темно и тихо. Прихожу в себя от чьего-то прикосновения.

— Живы, товарищ старший лейтенант? — слышу сквозь звон в ушах голос Саши Кройтера.

Он руками разгребает землю, помогает мне подняться. Чувствую боль в висках, тошноту.

— Во, гады! — говорит Саша.— Чуть было в нас не угодили. Совсем рядом одна шлепнулась.

Мы возвращаемся к землянке и останавливаемся как вкопанные. На месте нашего жилища зияет огромная воронка.

...Теперь мы ютимся в небольшом погребе, наспех перекрытом рядом бревен. Его толстые кирпичные стены кажутся нам надежной защитой. Саша Кройтер очень доволен нашим новым помещением и гордится, что это он предложил приспособить погреб под землянку.

На переправу поступают всё новые и новые лодки, доставленные из тыла. В помощь нам придают роту лейтенанта Попова из 53-ro инженерного батальона. С очередной переправой под гром нашей и немецкой канонады переправляется на левый берег пехота. Плывут и связисты, разматывая из лодки прямо в воду телефонный кабель.

Не успел я вернуться с берега в наш погреб, как связист протянул мне трубку.

— А помнишь старшего лейтенанта, артиллериста? — смеется невидимый собеседник.— Того самого, которого еще первым рейсом переправлял.

— Здорово, друг! — ору я.— Мы тут и не знали, что думать о вас. Держитесь?
— А вы что, хоронить нас вздумали? Приезжай в гости. Мы тут на фашистских харчах живем. И блиндажи они нам предоставили с полным комфортом. Вчера, правда, пытались забрать их обратно, да мы не отдали. У нас здесь вообще спокойней, чем у вас. Мы же видим, как вас там «юнкерсы» утюжат...

Теперь переправа действует бесперебойно. Несмотря на непрекращающиеся бомбежки и обстрелы, от берега отходят и отходят лодки. Пользуемся ночной темнотой и туманами. В моей роте осталось восемь человек.

Днем — подготовка, ночью — переправа. Грохот и вой. Вокруг взрытая земля, обрушенные блиндажи, вывороченные с корнями деревья, растерзанные взрывами тела убитых.

Четвертую ночь не смыкаю глаз. Туманится сознание, сами собою закрываются отяжелевшие веки. Но спать нельзя. Курю одну за другой самокрутки. Несколько раз засыпаю стоя. И тотчас Саша Кройтер трясет меня. То вызывают к телефону, то пробегает с донесением связной.

У Саши свои заботы. Уже сутки как у нас во рту не было ни крошки. Саша беззлобно поругивает старшину, хотя отлично понимает, что пробиться к нам невозможно.

Рассветает. Я выхожу из землянки и смотрю на небо, надеясь увидеть облака. Увы, небо чистое. Значит, опять раздолье для немецкой авиации. Значит, опять нас целый день будут засыпать бомбами.

На повороте траншеи показалась группа солдат с термосами на плечах.

— Кройтер! — кричит один из них.— Торопись с котелками, а то не достанется!
— Разрешите пройти, товарищ старший лейтенант,— слышу за спиной Сашкин голос.

В узком проходе траншеи нам не разойтись, и я вхожу в землянку, чтобы пропустить Сашу. Он переступает порог и, остановившись у входа, протирает газетой котелок.

Неожиданный взрыв швыряет меня на пол. Пыль и дым наполняют землянку. С потолка сыплется песок. Вскакиваю на ноги. У входа — груда битого кирпича. Снаряд чуть не угодил в наш погреб.

Откапывают Кройтера. У него оторвана нога и, как плеть, на одних сухожилиях висит правая рука. По лицу течет кровь. Но он еще дышит.

— Саша! — кричу я.— Ты слышишь меня, Саша! Дорогой!
— Я за завтраком... Я за завтраком пошел... Я за завтраком... — хрипло бормочет он, теряя последние силы.

Сашка, мой верный друг! Всего несколько секунд назад я видел его энергичным, подвижным, озабоченным. И вот — трагический конец. Сколько их было на наших глазах, таких невосполнимых утрат! И каждый, кто оставался живым, как бы брал на себя ответственность и за тех, кто уже никогда не мог больше встать в строй.

Живые продолжали бой. Они верили в то, что победят коварного врага.

...На освещенной солнцем поляне среди осеннего леса застыли в строю солдаты и офицеры дивизии полковника А. А. Краснова. В руках у них оружие, которое, казалось, еще не остыло после горячего боя. На касках вмятины от пуль и осколков. Шинели в рыжих опалинах от огня.

Холодный ветер дует с Невы, шуршит обожженная первыми заморозками трава.

Член Военного совета Ленинградского фронта А. А. Жданов зачитывает приказ Верховного Главнокомандования. За проявленный героизм и мужество в боях против немецко-фашистских захватчиков ордена Ленина 70-я стрелковая дивизия переименовывается в 45-ю гвардейскую.

Алым пламенем плещется на ветру гвардейское знамя. Командир дивизии опускается на колено, целует край святого полотнища. От имени живых и погибших он клянется, что гвардейцы будут бить подлого врага до тех пор, пока ни одного фашиста не останется на советской земле.

Затаив дыхание, слушают бойцы своего командира. Слушает его бесстрашный комбат Александр Строилов, который в сентябре с горсткой бойцов первым высадился на левый берег и обеспечил успех всей дивизии. Слушает его капитан Николай Бритиков — это его рота из 110 человек — двенадцать дней и ночей одна удерживала «пятачок». Слушает его старший лейтенант Михаил Королев, который четверо суток не смыкал глаз, обеспечивая под огнем врага переброску подразделений через Неву.

Но многих уже нет среди гвардейцев. Они отдали свои жизни за свободу и счастье Родины.

Полощется на невском ветру гвардейское знамя. Как клятва, звучат в тишине осеннего леса слова командира дивизии:

— Пусть знает подлый фашист: где стоит гвардеец, врагу не пройти. Где наступает гвардеец, врагу не устоять. Пока видят наши глаза, пока бьются сердца, пока руки сжимают оружие, будем беспощадно мстить гитлеровским злодеям. Мы высоко поднимем и понесем гвардейское знамя через все испытания туда, куда прикажет наша любимая социалистическая Родина.

ПЕРЕД ШТУРМОМ

Приближалась вторая военная зима. Не состоялся парад гитлеровцев на Красной площади в Москве, пришлось отменить и банкет в ленинградской «Астории».

Советская страна копила могучие силы для разгрома фашистских оккупантов.

С разных участков фронта приходили добрые вести. В боях под Сталинградом Советская Армия выдержала сильный натиск гитлеровцев, измотала крупнейшую вражескую группировку и в ноябре 1942 года перешла в решительное контрнаступление. 23 ноября наши войска окружили 330-тысячную группировку противника. Зажатые в кольцо 22 вражеские дивизии 2 февраля 1943 года капитулировали.

Это была великая историческая победа, означавшая коренной перелом в ходе войны. Она прибавила силы всем защитникам Ленинграда, в том числе и героям Невского «пятачка».

Еще недавно фашисты бросали на «пятачок» до 300 самолетов. И каждый бомбовый удар сопровождали сильным артиллерийским и минометным огнем. Теперь же фашистским воздушным пиратам все труднее прорваться к нашим позициям. Только за 10 дней боев батарея старшего лейтенанта А. Д. Кабенко, стоявшая под Невской Дубровкой у самого берега Невы, сбила семь и подбила два самолета противника.

...Вот на высоте 3—4 тысяч метров появляются «Ю-88». Кабенко замер у бинокулярного искателя. Четыре пушки подняли свои жерла. Послышались доклады:

— Первая готова!
— Третья готова!
— Вторая...
— Высота сорок шесть — сорок,— командует Кабенко.— Скорость сто восемнадцать... Огонь!

Отрывисто стучат выстрелы. Что-то радостно закричал сержант Бухарин. Слов не слышно из-за грохота залпов. Но и так ясно, почему он взволнован. Один из «юнкерсов» отстает от строя и, накренившись, стремительно валится к земле. За самолетом, набухая, тянется шлейф дыма.

Тяжелым и яростным был тот бой. А потом в журнале боевых действий артиллеристов появилась запись:

«Авиация противника в районе Д. действовала отдельными группами от 3 до 20 «Ю-88» и от 3 до 6 «Ю-87» на высотах 2—3,5 тысячи метров и производила бомбежку с пикирования. Батарея Кабенко 5 раз подвергалась бомбежке «Ю-87» группами по 3—6 самолетов. Пикирование на батарею и на передний край обороны производилось с высоты 3—3,5 тысячи метров до 5 тысяч метров. Время нахождения в пике до 15 секунд. Всего через боевой участок прошло около 200 самолетов противника. Батарею обстреливали минометным и артиллерийским огнем в течение всего дня. Батарея Кабенко сбила 3 самолета: «Ю-88», «Ю-87», «МЕ-109», подбила «Ю-87»...»

На следующий день такая же лаконичная запись:

«Авиация противника действовала с прежней активностью ло переднему краю обороны... и по средствам зенитной артиллерии... Батареей Кабенко сбито три самолета...»

Скупые, хроникальные строчки. Но за ними скрыты мужество и мастерство наших зенитчиков. Бойцы не снижали меткости стрельбы под самым интенсивным огнем врага. Товарищ заменял убитого или раненого, не давая ни на минуту замолчать орудию.

В одной из атак трем «юнкерсам» удалось прорваться к батарее Кабенко и сбросить на нее свой смертоносный груз. В результате прямого попадания бомб выбыли из строя несколько человек. Была прервана связь, поврежден один из приборов. Тяжело ранен комиссар батареи Моторов.

Фашистские самолеты зашли на второй круг, чтобы окончательно подавить батарею, но зенитчики успели подготовиться к удару и встретили их шквальным огнем. Потеряв один самолет, гитлеровцы отвернули в сторону и ушли.

Командование Ленинградского фронта готовило войска к прорыву блокады.

Войска Ленинградского и Волховского фронтов разделяло всего лишь стокилометровое пространство. В книге «На службе народу» Маршал Советского Союза К. А. Мерецков отмечал: «Операция по прорыву блокады планировалась как совместные действия правого крыла Волховского фронта и Невской оперативной группы Ленинградского фронта. Главная роль отводилась войскам Волховского фронта, которые должны были прорвать оборону противника южнее Синявина, разгромить его Мгинско-Синявинскую группировку и, выйдя к Неве, соединиться с частями Ленинградского фронта».

Задача Невской оперативной группы, как подчеркивал Маршал Мерецков, заключалась в том, чтобы во взаимодействии с авиацией связать активными действиями войска противника, расположенные в шлиссельбургской горловине, и не допустить поворота их в сторону наступающих частей Волховского фронта.

В предстоящей операции должны были участвовать десятки тысяч людей.

Прибывавшие в распоряжение командования Ленинградского фронта войска направлялись в районы Колтушей, Токсова, Озерков, Всеволожского и обучались там формированию рек, преодолению минных полей, проволочных заграждений, штурму долговременных огневых сооружений. Днем и ночью бойцы отрабатывали тактику ведения боя в населенных пунктах и на лесисто-болотистой местности, учились наступать под прикрытием огневого вала своей артиллерии. Особое внимание уделялось взаимодействию пехоты с артиллерией, танками и авиацией.

Офицеры штаба Невской оперативной группы подобрали для обучения выделенных в их распоряжение войск район местности, похожий на тот, где намечалось провести важнейшую операцию.

В политдонесении 136-й стрелковой дивизии о роте капитана Шишикина говорилось:

«На тактических учениях по теме «Наступление и атака стрелкового полка на обороняющегося противника с последующим движением пехоты за огневым валом» рота капитана Шишикина успешно выполнила поставленную перед ней задачу. Бойцы и командиры хорошо знали, как им следует вести себя, и умело выполняли стоящие перед ними задачи. Они организованно и скрытно заняли исходный рубеж, умело используя местность, быстро и удачно навели маскировку боевых порядков и окопались. Залповый огонь из винтовок сочетался с движением вперед и взаимодействием с танками. Бойцы не боялись близких разрывов своих снарядов, шли почти за огневым валом артиллерии. Огневой вал ложился впереди пехоты лишь настолько, чтобы осколки не задевали своих и чтобы подразумеваемому неприятелю за этим валом не было видно бегущих и атаку пехотинцев. А когда артиллеристы перенесли огонь в глубину, пехотинцы решительным штыковым ударом завершили выполнение боевой задачи.

Учениями руководили командир дивизии, заместитель командира дивизии, начальник штаба и другие командиры» ¹.

¹ Архив Министерства обороны СССР, ф. 424, on. 10253, д. 40, л. 1.

Подготовка войск к наступательной операции завершилась тактическими учениями с боевой стрельбой на полигонах. Эти учения были наиболее приближенными к условиям предстоящих боевых действий. Пехота занимала исходное положение для стрельбы прямой наводкой, ее огневые позиции были за первой траншеей. Проводилась реальная артиллерийская подготовка с переходом на огневой вал.

Все действия на учениях отрабатывались тщательно.

По сигналу бойцы выскакивали из траншей и бросались в атаку на условного противника. Расчищая путь пехоте, огневой вал подавлял огневые точки и уничтожал живую силу «противника», вел за собой танки и пехоту. Вплотную за ним стремительно двигались вперед танковые и стрелковые подразделения.

Одновременно инженерные войска готовили в районе Невской Дубровки и выше по течению Невы исходный район для наступления. Ночью на берег свозились сделанные на ленинградских предприятиях специальные конструкции. Из них предстояло смонтировать настилы для укрепления льда, чтобы перебрасывать тяжелую технику. Изготовлялись штурмовые лестницы для броска на обрывистый берег.

В полосе наступления Ленинградского и Волховского фронтов фашистское командование сосредоточило до семи пехотных дивизий, имело сильную артиллерийскую группировку.

На участке Усть-Тосно — Петрокрепость фашистские оккупанты построили несколько сильно укрепленных оборонительных рубежей, каждый из которых имел две-три линии траншей с множеством забетонированных огневых точек. Гитлеровцы располагали значительным количеством танков, самолетов, самоходных орудий и другой техники.

Но как ни силен был враг, у наших войск появилась теперь возможность сокрушить его, отбросить на запад.

Вдохновляло сознание, что успешно отражен пepвый штурм Ленинграда и решительно сорван план втоpoго штурма нашего города немецко-фашистскими войсками. Радовали вести с различных участков других фронтов, говорившие о возросшем воинском мастерстве Советской Армии.

Воины вместе со всеми советскими людьми ощущали результаты огромной организаторской деятельности Коммунистической партии. Это она дала возможность оснастить нашу армию первоклассной боевой техникой, создать стратегические резервы. Закладывался фундамент для будущего разгрома врага. Накапливались силы и на Ленинградском фронте.

Прорыв блокады со стороны Невы возлагался на 67-ю армию под командованием генерала М. П. Духанова. В распоряжении Духанова находилось 8 стрелковых дивизий, 5 стрелковых, 2 лыжные и 3 танковые бригады, 22 артиллерийских минометных полка, 15 инженерно саперных и понтонных батальонов и ряд других специальных подразделений и частей. Не все дивизии были полностью укомплектованы личным составом.

Авиационная подготовка возлагалась на 13-ю воздушную армию, которой командовал генерал E. Д. Рыбальченко.
Подготовкой решительного штурма руководили командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров, члены Военного совета фронта А. А. Жданов и А. А. Кузнецов. Координация действий с войсками Волховского фронта была возложена на Маршала К. Е. Ворошилова.

В соответствии с директивой Станки Верховного Главнокомандования от 8 декабря 1942 года Ленинградский и Волховский фронты должны были встречными ударами по Шлиссельбургско-Синявинскому выступу обороны врага разорвать,кольцо блокады и восстановить сухопутную связь Ленинграда со страной.

Исходя из этой директивы и решения командующего Ленинградским фронтом генерал-лейтенанта Л. А. Говорова, командующий 67-й армией генерал-майор М. П. Духанов решил прорвать оборону противника на участке Московская Дубровка — Шлиссельбург, нанося главный удар в направлении Марьина и Рабочего поселка № 5, разгромить противостоящего противника и соединиться с наступающими войсками 2-й ударной армии Волховского фронта.

С «пятачка» действовала 45-я гвардейская стрелковая дивизия. Ее задача заключалась в том, чтобы ударом на Мгу прикрывать правый фланг наших дивизий, форсирующих Неву и устремленных на соединение со 2-й ударной армией. 2-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта В. 3. Романовского должна была взломать вражескую оборону на двенадцатикилометровом участке Липки — Гайтолово, уничтожить противника в восточной части Шлиссельбургско-Синявинского выступа и, соединившись с частями 67-й армии, прорвать блокаду Ленинграда ¹.

¹ Архив Министерства обороны СССР, ф. 204, оп. 89, д. 758, лл. 20—26.