• СЛОВАРЬ

Патриарх Никон — Сокращенный курс русской истории. 1915

Проф. С. Ѳ. Платоновъ. Сокращенный курсъ Русской исторiи для средней школы. Изданiе второе. Складъ изданiя у Я. Башмакова и К^о. Петроградъ, 1915. — С. 200—214

§ 85. Патрiархъ Никонъ. Въ церковномъ быту того времени также происходили важныя и тревожныя событiя, связанные съ дѣятельностью патрiрха Никона. По смерти Филарета Никитича (1633) патрiаршiй престолъ въ Москвѣ занимали лица небольшихъ дарованiй и малодѣятельные (Iоасафъ и Iосифъ). Значене ихъ въ государственной жизни было невелико. Съ поставленiемъ же въ патрiархи Новгородскаго митрополита Никона (1652), патрiаршество въ Москвѣ достигло снова такого же блеска и силы, какъ при Филаретѣ. Произошло это по той причинѣ, что патрiархъ Никонъ пользовался неограниченнымъ довѣpiемъ и любовью царя и самъ по себѣ былъ замѣчательнымъ человѣкомъ.

Происходилъ Никонъ изъ крестьянъ Нижегородскаго края. Въ дѣтствѣ онъ ушелъ изъ семьи въ монастырь. Тамъ онъ успѣлъ прiобрѣсти много знанiй и любовь къ книжному чтенiю; онъ не принялъ монашескаго сана, такъ какъ отецъ вызваъ его изъ монастыря обратно домой. По смерти отца Никонъ женился и сталъ сельскимъ священникомъ у себя на родинѣ. Высокiй, красивый, звучно читавшiй, прекрасно говорившiй, молодой священникъ получилъ такую славу, что былъ приглашенъ переѣхать въ Москву. Въ Москвѣ умерли всѣ его дѣти; тогда онъ убѣдилъ жену постричься въ монахини и самъ ушелъ на Бѣлое море, на Соловецкiе острова, гдѣ и постригся (получивъ монашеское имя Никона взамѣнъ мiрского имени Никиты). Впослѣдствiи Никону пришлось быть въ Москвѣ и лично явиться къ царю Алексѣю. Царь былъ пораженъ величественною наружностью суроваго монаха и его сильною рѣчью и настоялъ на томъ, чтобы Никонъ перешелъ въ Москву архимандритомъ въ Новоспасскiй монастырь, принадлежавшiй роду Романовыхъ. Никонъ еженедѣльно являлся къ царю Алексѣю во дворецъ для доклада о монастырскихъ дѣлахъ и для душеспасительной бесѣды. Въ это-то время и укрѣпилось влiянiе властолюбиваго и энергичнаго монаха на юнаго и впечатлительнаго государя. Царь души не чаялъ въ Никонѣ и при первой же возможности настоялъ на посвященiи его въ архiереи: Никонъ былъ назначенъ митрополитомъ въ Великiй Новгородъ; послѣ же кончины пaтpiapxa Iосифа (1652) царь пожелалъ, чтобы Никонъ былъ избранъ на патрiаршество.

Однако, когда царь объявилъ Никону объ избранiи его на патриаршiй престолъ, Никонъ рѣшительно отказался. Его долго упрашивали, и онъ далъ свое согласiе лишь тогда, когда царь обѣщалъ ему слушать его во всемъ, «яко начальника и пастыря и отца краснѣйшаго». Это обѣщанiе Никонъ разумѣлъ въ томъ смыслѣ, что ему даются особыя полномочiя и высшая власть. Царь поддерживалъ въ немъ такую мысль: онъ почтилъ Никона титуломъ «великаго государя», которымъ въ свое время пользовался, какъ царскiй родитель, патрiархъ Филаретъ. Уѣзжая на войну съ Речью Посполитою (1654), царь поручилъ Никону все управленiе государствомъ и попеченiе надъ царскою семьею. Въ рукахъ Никона сосредоточились не только церковныя, но и государственныя дѣла. Безъ него ничего не предпринималось и не рѣшалось во дворцѣ. Никонъ сталъ какъ бы соправителемъ царя; онъ самъ называлъ свое правленiе «державою» и свою власть открыто равнялъ съ государевою. Такъ понималъ Никонъ свое патрiаршество.

§ 86. Удаленiе и низложенiе патрiарха Никона. По характеру своему Никонъ пользовался своимъ влiянiемъ и властью очень рѣшительно и круто, требовать почтенiя и повиновенiя ото всѣхъ, скоро и жестоко наказывалъ ослушниковъ. Хотя Никонъ устроилъ для церкви и духовенства много полезнаго, однако духовенство не любило его за его властолюбiе и крутой нравъ. Не любили его и придворные. Они должны были поневолѣ терпѣть его вмешательство въ государственныя дѣла и его высокомѣрное отношенiе; но они хорошо понимали, что Никонъ пользуется такимъ значением не по праву, а только по государевой любви и милости. Естественно было среди придворныхъ желанiе отнять у патрiарха эту милость, а вмѣстѣ съ тѣмъ уничтожить его влiянiе и силу.

Понемногу и царь началъ освобождаться отъ слѣпого подчиненiя Никону. Этому много содѣйствовали путешествiя молодого царя въ Литву и Ливонiю на театръ войны. Во время походовъ онъ увидалъ много новаго какъ на Руси, такъ и за-границею. Онъ возмужалъ, прiобрѣлъ самостоятельность ума и характера, сознательнѣе сталъ относиться къ московскимъ дѣламъ и людямъ; ему стало не нравиться открытое величанiе Никона. Правда, царь Алексѣй не изменилъ сразу дружественнаго обращенiя съ патрiархомъ; однако между ними стали происходить короткiя размолвки и царь не разъ сердился на патрiарха за его самовольство. Съ теченiемъ времени эти размолвки становились чаще и сильнѣе. Наконецъ, въ 1658 году послѣдовалъ окончательный разрывъ. Никона перестали призывать во дворецъ на придворныя торжества и церемонiи. Однажды царь прислалъ ему сказать, что онъ гнѣвенъ на патрiарха за то, что тотъ держитъ себя самовластно и именуется «великимъ государемъ». Получивъ такое извѣщенiе отъ царя, не желавшаго лично видѣться съ патрiархомъ, Никонъ рѣшилъ оставить патрiаршество на Москвѣ. Отслуживъ послѣднiй разъ литургiю въ Успенскомъ соборѣ (10 iюля 1658 г.), онъ сняль съ себя патрiаршее облаченiе и уѣхалъ изъ Москвы въ «Новый Iерусалимъ», иначе Воскресенскiй монастырь, который онъ самъ себѣ устроилъ (въ 40 верстахъ отъ Москвы) на личныя средства.

Съ отъездомъ Никона наступила смута въ русской церкви. Вмѣсто ушедшаго съ своего престола патрiарха надобно было избрать новаго. Но поведенiе Никона не допускало до этого: хотя онъ самъ торопилъ съ избранiемъ патрiарха, однако о
себѣ самомъ давалъ понять, что, оставивъ московскую каѲедру, онъ не снялъ съ себя патрiаршаго сана. Выходило такъ, что Никонъ оставался патрiархомъ, только не въ Москвѣ. Понятно, что, имѣя уже одного патрiарха, русская церковь не могла избирать другого. Надобно было снять съ Никона патрiаршество. Объ этомъ и поднятъ былъ вопросъ на соборѣ русскаго духовенства. Большинство собора было противъ Никона и постановило лишить его сана; но меньшинство доказывало, что помѣстный соборъ не имѣетъ такой власти надъ патрiархомъ. Это такъ запутало дѣло, что оно могло быть разрѣшено только междуцерковнымъ совѣтомъ. Восточные патрiархи изъявили свое согласiе на устройство въ Москвѣ собора греческихъ и русскихъ iерарховъ. Два патрiарха лично поехали въ Москву (Александрiйскiй и Антiохiйскiй), а два другiе (Цареградскiй и Iерусалимскiй) прислали свои грамоты и представителей. Въ концѣ 1666 года составился въ Москвѣ «великiй соборъ» для суда надъ Никономъ; на немъ присутствовало до 30 архiереевъ, русскихъ и греческихъ, отъ всѣхъ главныхъ церквей православнаго востока.

Въ ожиданiи соборнаго суда надъ собою Никонъ держалъ себя очень неспокойно и этимъ раздражалъ государя. Онъ вздумалъ было самовольно прiѣхать изъ своего монастыря въ Москву и снова занять патрiаршiй престолъ; но его тотчасъ же отправили назадъ въ монастырь, не позволивъ и дня остаться въ Москвѣ. Онъ пытался далѣе самъ вступить въ сношенiя съ патрiархами и писалъ имъ посланiя, въ которыхъ не стѣсняясь, жаловался на бояръ и на самого царя. Посланiя Никона были перехвачены и на соборѣ послужили тяжкою уликою противъ него же. Соборъ сначала познакомился съ дѣломъ въ отсутствiи Никона. Затѣмъ позвали самого Никона, чтобы выслушать его объясненiя и оправданiя. Никонъ держалъ себя гордо и неуступчиво, вступалъ въ споры съ обвинителями и съ самимъ царемъ, который въ слезахъ и волненiи жаловался собору на многолѣтнiя провинности патрiарха. Соборъ единогласно осудилъ Никона и лишилъ его патрiаршаго сана и священства. Обращенный въ простого инока, Никонъ былъ сосланъ въ Ферапонтовъ монастырь близъ Бѣлаозера ¹).

¹) Почти пятнадцать лѣтъ провелъ Никонъ въ заточенiи и тольк0 въ 1681 году былъ отпущенъ въ свой Воскресенскiй монастырь. Но по дорогѣ туда, на Волгѣ, около Ярославля, 76-тилѣтнiй Никонъ скончался подъ стенами Спасскаго монастыря на томъ стругѣ (большой лодкѣ), на которомъ его везли.

Никонъ дѣйствовалъ властолюбиво и высокомѣрно не только по своей энергичной и властной натурѣ, но и по своимъ взглядамъ на значенiе церковной власти. «Священство выше царства», говорилъ онъ: «священство отъ Бога, помазанiе же на царство oтъ священства»; «Господь Богъ, когда сотворилъ землю, повелѣлъ двумъ свѣтиламъ свѣтить ей, солнцу и мѣсяцу, и чрезъ нихъ показалъ намъ власть архiерейскую и царскую, солнцемъ — власть архiерейскую, мѣсяцемъ — царскую», «въ вещахъ мирскихъ царь и архiерей не выше одинь другого», «въ вещахъ же духовныхъ архiерей великiй выше царя». Говоря такъ, Никонъ не могъ смотрѣть на себя иначе, какъ на «великаго государя». Но притязанiя Никона не имѣли почвы въ русскомъ быту, такъ какъ на Руси духовенство никогда не ставило себя выше князей и царей и не искало мiрской власти и прямого влiянuя на государственная дѣла. Поэтому Никонъ не нашелъ себѣ сочувствiя не только въ свѣтскомъ обществѣ, но даже и въ духовенствѣ. Его стремленiе къ особому возвышенiю патрiаршескаго авторитета приписывали его личной гордости и заносчивости, и соборъ согласно осудилъ Никона ¹).

¹) Когда, однако, греческiе патрiархи, составивъ по-гречески приговоръ надъ Никономъ, помѣстили вь его текстѣ утвержденiе о томъ, что патрiархъ долженъ быть во всемь „послушливъ" царю, то pyccкiе архiереи стали противъ такой мысли, какъ раньше стояли противъ притязанiй Никона. Они находили, что истинный порядокъ долженъ быть таковъ, чтобы царь нмѣлъ преимущество въ государственныхъ дѣлахъ, а патрiархъ — въ церковныхъ. На этомъ, послѣ споровъ, и рѣшнлъ соборъ. Однако мнѣнiе греческихъ iерарховъ о неправотѣ Никона и объ общемъ превосходствѣ царской власти надъ патрiаршеской было усвоено московскими государями и подготовило въ будущемъ полное подчиненiе церкви государству.

§ 87. Исправленiе богослужебныхъ книгъ до Никона. Не менѣе важнымъ дѣломъ въ церковной жизни въ патрiаршество Никона было исправленiе богослужебныхъ книгъ и церковный расколъ.

До появленiя въ Москвѣ книгопечатанiя при Иванѣ Грозномъ, церковныя книги на Руси переписывались отъ руки. Писцы работали безъ должнаго надзора, допускали много описокъ и ошибокъ и, окончивъ работу, не провѣряли своихъ
рукописей. Поэтому въ писаныхъ книгахъ съ теченiемъ времени накопилось очень много безсмыслицъ и невѣрностей. Стоглавый соборъ 1551 года (§ 58), сознавая неудобство и соблазнъ такого положенiя дѣла, требовалъ, чтобы духовенство принимало мѣры къ исправленiю плохихъ книгъ и «правило» ихъ само, сличая съ хорошими рукописями. Въ то же время въ Москвѣ решили учредить «печатный дворъ» для изготовленiя печатныхъ книгъ, въ которыхъ можно было имѣть однообразный, провѣренный и исправленный текстъ. Московскiй «первопечатникъ» дьяконъ Иванъ Ѳедоровъ устроилъ типографiю въ Москвѣ (1563) и началъ печатать въ ней церковныя книги. Однако дело не пошло: изъ-за какихь-то неудовольствiй Иванъ Ѳедоровъ переселился изъ Москвы въ Литву и типографiя заглохла. Она была возстановлена послѣ смуты, когда во всемъ государствѣ, вслѣдствiе разоренiя, грабежей и пожаровъ, стала большая нужда въ церковныхъ книгахъ. Въ первые же годы царствованiя Михаила Ѳедоровича въ Москвѣ начали печатать церковныя книги подъ руководствомъ извѣстнаго намъ Троицкаго архимандрита преп. Дiнисiя и нѣкоторыхъ другихъ монаховъ Троице-Cepгiева монастыря. Однако и на этотъ разъ начались неудовольствiя. Лица, наблюдавшiя за печатанiемъ, такъ называемые «справщики», ссорились между собою; Дiнисiй былъ ими обвиненъ въ ереси и заточенъ въ монастырь, гдѣ пробылъ до тѣхъ поръ, пока не былъ оправданъ и освобожденъ патрiархомъ Филаретомъ.

Дѣло въ томъ, что исправлять церковных книги было очень нелегко. Онѣ въ теченiе вѣковъ не одинъ разъ переводились съ греческаго языка и потому молитвы въ нихъ читались не всегда одинаково. (Напримѣръ, въ однѣхъ рукописяхъ читалось: «Христосъ воскресе изъ мертвыхъ, смертiю смертъ поправъ», а въ другихъ: «Христосъ воскресе изъ мертвыхъ, смертiю на смерть наступи»...). Надобно было знать, какое чтенiе правильнѣе и лучше; а для этого надобно было знать не только славянскiе переводы, но и греческiй языкъ, съ котораго переводили. Съ другой стороны, въ богослужебныхъ книгахъ русскихъ были записаны и узаконены такiе обычаи и обряды, которые разнились oтъ, обычаевъ и обрядовъ греческихъ. (На Руси крестились, напримѣръ, двумя перстами, а на греческомъ Востокѣ — тремя; въ русскихъ богослужебныхъ книгахъ говорилось въ однѣхъ о двуперстномъ крестномъ знаменi, а въ другихъ —о троеперстномъ. Въ символѣ вѣры читалось лишнее слово: «и въ Духа Святаго Господа истинаго и животворящего»). Всѣ эти особенности возникли и утвердились въ русской церкви исподволь и получили для русскихъ людей значенiе святой старины. Раньше, чѣмъ исправить или перемѣнить ихъ согласно съ греческими, надобно было изслѣдовать дѣло и доказать, что греческiе обряды и обычаи правильнѣе русскихъ. Разумѣется, это было очень затруднительно; нельзя было заставить московскихъ людей легко повѣрить въ превосходство греческаго церковнаго обряда. Напротивъ, вѣра въ то, что Москва есть «новый Израиль» и глава всего «православiя» (§ 53), заставляла московскихъ патрiотовъ держаться крѣпко за старые русскiе обычаи и обряды и говорить, что своею старою вѣрою русскiе люди издавна умѣли угодить Богу, спасти свои души и возвести свою родную землю на высшую степень благочестiя и славы.

Патрiархъ Филаретъ и его ближайшiе преемники вполнѣ понимали трудности книжного исправленiя и сознавали необходимость въ этомъ дѣлѣ обращаться къ греческимъ рукописямъ. Они начали приглашать греческихъ и кiевскихъ ученыхъ богослововъ и съ ихъ помощью заводить въ Москвѣ школы для обученiя греческому языку. Въ особенности при патрiархѣ Iосифѣ, предшественникъ Никона, оживились сношенiя Москвы съ греческимъ Востокомъ. Изъ Москвы на Балканскiй полуостровъ посылались люди для прiобрѣтенiя тамъ древнихъ греческихъ рукописей и для изученiя греческихъ обрядовъ и церковныхъ обычаевъ. Въ Москву часто прiѣзжали греческiе apxiepeи и монахи, которыхъ привлекали къ дѣлу исправленiя книгъ, совѣщаясь съ ними, довѣряя имъ надзоръ за переводомъ греческихъ текстовъ или поручая имъ преподаванiе греческаго языка московской молодежи. Въ то же время въ Москву приглашались ученые монахи изъ Кiева, гдѣ существовало тогда высшее православное училище (академiя). Въ Москвѣ эти монахи образовали цѣлое братство и также трудились надъ исправленiемъ книгъ и обученiемъ московскихъ людей латыни и греческому языку. Благодаря наплыву постороннихъ ученыхъ, дѣло книжнаго исправленiя пошло энергичнѣе, но въ то же время стало возбуждать горячiе споры. Одни смущались приглашенiемъ грековъ и кiевлянъ, говоря, что у нихъ нѣтъ истиннаго благочестiя и они могуть только исказить и испортить книги, а не исправить ихъ. Другiе же увѣряли, что греки твердо сохраняютъ православную вѣру и ничего «не изронили» въ ней. Во время этихъ-то споровъ Никонъ вступилъ на патрiаршiй престолъ и взялъ въ свои руки книжное исправленше.

§ 88. Реформа Никона и церковный расколъ. Когда Никонъ жилъ въ Москвѣ до своего патрiаршества, онъ былъ въ дружбѣ съ кружкомъ священниковъ, собиравшихся у царскаго духовника Стефана Вонифатьева. Кружокъ этотъ состоялъ изъ людей живыхъ и начитанныхъ, среди которыхъ особенно выдавались «протопопы» Иванъ Нероновъ и Аввакумъ Петровъ. Всѣ члены кружка мечтали объ исправленiи книгъ и обрядовъ, объ улучшенiи церковной жизни, о поднятiи нравственнаго уровня московскаго общества. Но всѣ они увлекались тѣмъ взглядомъ, что Русь въ тѣ времена была единственною благочестивою страною и что истиннаго православiя нельзя было найти нигдѣ, кроме Москвы. Поэтому они свысока, съ недовѣрiемъ относились къ грекамъ и думали, что обновить и улучшить церковный и общественный строй надлежитъ безо всякой помощи извнѣ, безъ руководства грековъ и кiевлянъ, простымъ возстановленiемъ и укрѣпленiемъ благочестивой московской старины, древняго русскаго благочестiя. Такого нацiонально-охранительнаго направленiя, казалось, держался и Никонъ.

Когда же Никонъ сталъ патрiархомъ, оказалось иное. Никонъ внимательно изучалъ самъ все, что относилось къ дѣлу, и скоро пришелъ къ выводу, что греческая церковь хранитъ православiе въ совершенной чистотѣ и что московские патрiархи обязаны во всемь согласоваться съ греческими и не допускать у себя никакой новизны, никакихъ разногласiй съ православными восточными церквами. Убѣдившись въ этомъ, Никонъ началъ церковное исправленiе въ этомъ духѣ, при чемъ дѣействовалъ со свойственнымъ ему самовластiемъ и крутостью. Онъ личною властью своею сталъ предписывать «новшества»: требовалъ, чтобы иконы писались по греческимъ образцамъ; требовалъ, чтобы крестились тремя перстами, какъ было у грековъ. Въ то же время книжное исправленiе пошло очень спѣшно и совершалось подъ руководствомъ грековъ и кiевскихъ ученыхъ монаховъ. Самовластiе патрiарха, его торопливость и явное предпочтенiе, какое онъ оказывалъ чужимъ «справщикамъ», вызвали большое неудовольствiе у патрiотовъ Вонифатьевскаго кружка. Самъ Вонифатьевъ въ этомъ дѣлѣ остался въ сторон; но протопопы Аввакумъ и Иванъ Нероновъ при первыхъ же распоряженiяхъ Никона стали протестовать: они подали царю жалобу на Никона, и притомъ не только на его отдѣльныя распоряженiя, но вообще на его направленiе, по ихъ мннiю, неправославное и ненародное. Никонъ очень разгнѣвался на своихъ старыхъ прiятелей и нашелъ случай удалить ихъ изъ Москвы (сославъ Аввакума въ Тобольскъ, а Неронова въ Вологодскiй край). Но ихъ протесты не остался безъ влiянiя на дальнѣйшей ходъ исправленiй.

Патрiиархъ понялъ, что лучше дѣйствовать соборнымъ приговоромъ, чѣмъ личною властью. Въ 1654 году онъ созвалъ въ Москвѣ соборъ московскаго духовенства и представилъ ему на утвержденiе всѣ предположенныя имъ исправленiя. Соборъ ихъ одобрилъ и утвердилъ. Сверхъ того, Никонъ обратился и къ восточнымъ патрiархамъ съ просьбою разсмотрѣть на соборѣ дѣло исправленiя московскихъ богослужебныхъ книгъ и обрядовъ и дать ему свое одобренiе. Въ слѣдующемъ году (1655) Цареградскiй патрiархъ прислалъ въ Москву свой отвѣтъ, oтъ имени всей Греческой церкви одобряя и утверждая всѣ намеченныя Никономъ исправленiя. Такимъ образомъ реформа, начатая Никономъ единолично, получила характеръ междуцерковный, стала совершаться съ благословенiя и одобренiя какъ бы всей православной Греко-русской церкви. Русское домашнее дѣло рѣшалось съ участiемъ чужихъ людей и чужой власти, и Московская церковь становилась какъ бы въ подчиненiе Греческой. Именно это и не нравилось многимъ московскимъ патрiотами.

Пока дѣло исправленiя велъ самъ Никонъ, оно шло быстро и рѣшительно. Книги исправлялись, печатались и разсылались по епархiямъ. Патрiархъ требовалъ, чтобы въ церквахъ, по полученiи новоисправленныхъ книгъ, начинали немедленно служить по новымъ книгамъ, а старыя откладывали и прятали. Вмѣстѣ съ книгами вводились и исправленные обряды; Никонъ слѣдилъ за ихъ точнымъ исполненiемъ, въ особенности же за соблюденiемъ троеперстiя. Но самъ Никонъ велъ дѣло исправленiя не болѣе пяти лѣтъ. Съ того же времени, какъ онъ оставилъ патрiаршество (1658), дѣло перешло подъ руководство другихъ лицъ, и не стало болѣе такой ревности къ дѣлу, какимъ отличался Никонъ. Работы на Печатномъ дворѣ пошли тише. Съ другой стороны, всѣ враги Никона и его церковныхъ «новшествъ» оживились и не скрывали надежды, что удастся вернуть церковь къ старому благочестшю и уничтожить дело Никона. Въ самой Москвѣ дѣйствовали противъ реформы возвратившiйся изъ ссылки Нероновъ и Аввакумъ. Они находили себѣ многочисленныхъ послѣдователей и послѣдовательницъ, между которыми были люди большой знатности (напримѣръ, двѣ сестры, боярыня Морозова и княгиня Урусова, рожденныя Соковнины). Въ самой царской семьѣ оказывались лица, почитавшiя Аввакума. Понятно, что при такихъ условiяхъ должно было развиться всяческое противодѣйствiе церковной реформѣ. Новыхъ книгъ не принимали во многихъ мѣстахъ, между прочимъ въ извѣстномъ Соловецкомъ монастырѣ. Противъ Никона и его новшествъ проповѣдывали открыто во многихъ городахъ ревнители «старой вѣры». Соблазнъ становился такъ великъ, что необходимо было принять какiя-либо мѣры противъ недовольныхъ.

Въ 1666 году царь pѣшился созвать въ Москвѣ соборъ русскаго духовенства. Этотъ соборъ снова утвердилъ всѣ нововведенiя Никона и судилъ тѣхъ, кто возставалъ противъ новшествъ. Призванные на соборѣ расколоучители всѣ принесли повинную (даже Нероновъ); только протопопъ Агвакумъ и московскiй дьяконъ Ѳедоръ остались нераскаянными и были преданы анаѲемѣ и сосланы. Когда, немногимъ позднѣе, въ концѣ 1666 и началѣ 1667 года, въ Москвѣ великiй соборъ съ патриархами осудилъ Никона, этому собору было представлено и дѣло о церковныхъ исправленiяхъ. Великiй соборъ совершенно одобрилъ и утвердилъ исправленiя, а на тѣхъ, кто впредь началъ бы прекословить и противиться церковнымъ исправленiямъ и велѣнiямъ великаго собора, этотъ соборъ изрекъ анаѲему и заранѣе отсѣкъ отъ церкви. Такимъ образомъ ревнители «старой вѣры» подвергались отлученiю отъ церкви и объявлялись еретиками и раскольниками. Но это не помогло дѣлу. Сопротивленiе продолжалось. Соловецкiй монастырь, богатѣйшiй и славнѣйшiй на русскомъ сѣверѣ, открыто отказался повиноваться соборамъ и принять новшества. Когда увѣщанiя не помогли, въ Соловки было послано войско; но монастырь затворился и оказалъ вооруженное сопротивленiе.

Началась осада монастыря, длившаяся около восьми лѣтъ (1668—1676). Когда монастырь былъ взятъ, монахи понесли тяжелое наказанiе. Но ихъ «стoянiе за старую вѣру» сильно повлiяло на настроенiе всего сѣвера и многимъ послужило примеромъ. Во многихъ мѣстахъ расколъ пустилъ глубокiе корни и держится до сихъ поры ¹).

¹) Лишенные общенiя съ церковью, старовѣры были поставлены въ большое затрудненiе тѣмъ, что не имели своей iерархiи и священства. Одни изъ нихъ всячески заботились о томъ, чтобы залучить въ свою среду священниковъ отъ господствующей, „никонiанской", церкви; они образовали собою особый „толкъ" въ расколѣ — „поповщину". Другiе положили, что по нуждѣ можно обойтись и безъ священства, предоставивъ исполненiе церковныхъ службъ и требъ мiрянамъ; такiе назывались „безпоповцами". Впослѣдствiи безпоповщина раздѣлилась на много толковъ и сектъ, имѣющихъ. иногда крайнiй изуверскiй характеръ.

§ 89. Культурный переломъ. Мы видѣли, что тотчасъ послѣ прекращенiя смуты московскiе люди почувствовали необходимость въ общенiи съ иноземцами. Въ Московскомъ государствѣ въ большомъ числѣ появились западно-европейскiе купцы, техники, военные люди, доктора (§ 79). Для исправленiя церковныхъ книгъ въ Москву были призваны ученые богословы —греки съ православнаго Востока и малороссiйскiе монахи, учившiеся въ Кiевскихъ школахъ (§ 87). Эти богословы не ограничивались только работами на Печатномъ дворѣ, гдѣ правились книги: они прiобрѣтали вообще большое значенiе при патрiаршемъ и царскомъ дворахъ, влiяя на церковное управленiе и на придворную жизнь. Ученые кieвляне становились учителями въ царской семьѣ (Симеонъ Полоцкiй), входили въ знакомство и дружбу съ придворными людьми, обучали московскую молодежь греческой и латинской «грамотѣ» и богословскимъ наукамъ. Такъ появилось и окрѣпло въ Москвѣ иноземное влiянiе, шедшее, съ одной стороны, отъ «нѣмцевъ» (то-есть западно-европейцевъ), а съ другой стороны — отъ грековъ и малороссовъ.

Къ этому чуждому влiянiю московскiе люди относились не всѣ одинаково. Многiе изъ нихъ боялись заимствованiй со стороны и заботились о сохраненiи старыхъ народныхъ обычаевъ. Люди этого нацiонально-охранительнаго направленiя руководились стариннымъ вѣковымъ московскимъ народнымъ идеаломъ: «Москва — третiй Римъ», московскiй народъ — «новый Израиль», московскiй царь есть царь «всего православiя»; истинное благочестiе сохранилось только на Руси, и его необходимо содержать строго и неприкосновенно, чтобы не померкъ свѣтъ православiя въ Русской землѣ (§ 53). Если Русь не удержатъ въ чистотѣ свою вѣру, свои обряды и благочестивые обычаи, то, какъ думали русскiе люди, она падетъ такъ же, какъ пали прежнiя царства, Римское и Греческое, сокрушенная ересями. На такой точкѣ зрѣнiя стояли, напримѣръ, вожаки раскола, не желая Никоновскихъ новшествъ и протестуя противъ участiя въ книжныхъ исправленiяхъ чужихъ людей изъ Кiева и съ Востока. Въ противоположность нацiонально-охранительному направленiю, очень многiе московскiе люди въ XVII вѣкѣ уже перестали вѣрить въ то, что Московское царство было единственнымъ православнымъ и богоизбраннымъ. Смута, едва не погубившая Москву въ началѣ XVII вѣка, оказала большое влiянiе на умы москвичей. Внутреннiе раздоры и торжество надъ Москвою иноземцевъ — шведовъ и поляковъ — московскiе люди объясняли, какъ Божiе наказанiе за свои грѣхи. Ближе познакомясь съ иноземцами во время смуты и послѣ нея, москвичи поняли, что иноземцы образованнѣе ихъ, богаче и сильнѣе. Греки оказались болѣе свѣдущими въ дѣлахъ вѣры; «нѣмцы» (то-есть западно-европейцы) оказались искуснѣе въ военномъ дѣлѣ, ремеслахъ и торговлѣ. Ученые Кiевскiе выходцы, прiѣзжавшiе въ Москву, показывали своимъ примѣромъ, какъ много значитъ школьная наука: они оставались русскими и православными людьми, но, пройдя правильную западно-русскую школу, были много культурнѣе своихъ московскихъ собратьевъ. Наблюдая новыхъ людей, москвичи стали понимать, что ихъ прежнее самодовольство и нацiональная гордость были наивнымъ заблужденiемъ что имъ надо учиться у иноземцевъ и перенимать у нихъ все то, что можетъ быть полезнымъ и прiятнымъ для московскаго быта. Такъ появилось среди московскихъ людей стремленiе къ реформѣ, къ улучшенiию своей .жизни чрезъ заимствованiе у болѣе просвѣщенныхъ народовъ знанiй, полезныхъ навыковъ и прiятныхъ обычаевъ.

Первоначально въ московскомъ обществѣ лишь рѣдкiя отдѣльные лица увлекались западными взглядами и обычаями и отвращались отъ московскихъ порядковъ и вѣрованiй. На нихъ смотрели, какъ на отступниковъ и измѣнниковъ, и наказывали ихъ ¹).

¹) Такъ еще въ началѣ царствованiя Михаила Ѳедоровича былъ сосланъ въ монастырь на покаянiе князь Иванъ Андреевичъ Хворостинъ, который подъ влiянiемъ поляковъ, жившихъ тогда въ московскомъ плѣну, отпалъ отъ православiя и сталъ бранить московскую жизнь, говоря, что въ Москвѣ „все людъ глупый" и „не съ кѣмъ жить".

Позднѣе среди московскихъ людей появилось много влiятельныхъ сторонниковъ культурной реформы. Подъ сильнымъ влiянiемъ грековъ и малороссовъ былъ царскiй любимецъ, сверстникъ царя Алексѣя, дворецкiй Ѳедоръ Михайловичъ Ртищевъ, человѣкъ необыкновенной доброты, большого ума и благородства. Онъ учился богослiю у Кiевскихъ монаховъ и поддерживалъ ихъ въ Москвѣ. Знаменитый дипломатъ того времени, начальникъ Посольскаго приказа, АѲанасiй Лаврентьевичъ Ординъ-Нащекинъ, былъ yже европейски образованный человѣкъ. Онъ усвоилъ себѣ тѣ идеи и правила, которыми руководились тогда европейскiя правительства (между прочимъ, систему протекцiонизма), и хотѣлъ въ Московскомъ государствѣ дѣлать все «съ примѣра стороннихъ чужихъ земель». Но онъ не хотѣлъ перенимать у «нѣмцевъ» всякую мелочь и самъ по себѣ, въ своей личной жизни, оставался москвичемъ старого склада. «Какое намъ дѣло до иноземныхъ обычаевъ», говорилъ онъ: «ихъ платье не по насъ, а наше не по нихъ». Напротивъ, замѣститель его въ Посольскомъ приказѣ, бояринъ Артамонъ Сергѣевичъ Матвѣевъ, былъ большимъ поклонникомъ всего «нѣмецкаго»; онъ весь свой домъ устроилъ на «нѣмецкiй», «заморскiй», манеръ. Будучи близкимъ, «собиннымъ» (дорогимъ) другомъ царя Алексѣя Михайловича, Матвѣевъ содѣйствовалъ тому, что и самъ царь сталъ интересоваться европейскими новинками и привыкать къ нимъ. У Матвѣева была даже своя труппа актеровъ, и" онъ тѣшилъ царя театральными представленiями, которыя до тѣхъ поръ почитались въ Москвѣ грѣхомъ. Слѣдующiй начальникъ Посольскаго приказа, князь Василiй Васильевичъ Голицынъ, былъ еще боѣлѣе передовымъ человѣкомъ, чѣмъ его предшественники, и мечталъ о самыхъ широкихъ реформахъ.

По примѣру этихъ высокихъ лицъ и подъ ихъ покровительствомъ московскiе люди постепенно усваивали себѣ новые обычаи и воззрѣнiя. Въ Москвѣ распространились иноземные костюмы, вещи, музыкальные инструменты, картины. Въ Посольскомъ приказѣ переводились, по царскому повелѣнiю, иностранныя книги и дѣелались выписки изъ иностранныхъ газетъ («куранты»). Европейское образованiе проникало въ разные слои московскаго общества и увлекало умы московскихъ людей настолько, что нѣкоторые москвичи даже бѣгали за границу, желая найти себѣ лучшiя условiя жизни. Такъ убѣжаль за границу сынъ Ордина-Нащокина, чѣмъ очень огорчилъ отца. Убѣжалъ со службы подьячiй (мелкiй чиновникъ) Посольскаго приказа Григорiй Котошихинъ; онъ пробрался въ Швецiю и тамъ для шведскаго правительства составилъ любопытное описанiе Московскаго государства (напечатанное подъ названиемъ «О Россiи въ царствованiе Алексѣя Михайловича»). Въ свою очередь, замѣтивъ большое умственное броженiе среди московскихъ людей, западно-европейцы стремились въ Москву все въ большемъ и большемъ количествѣ и просились на московскую службу или желали разрѣшенiя торговать въ Москвѣ. Даже католики думали о возможности начать свою пропаганду въ Москвѣ. Съ этою цѣлью явился въ Московское государство (1659) ученый хорватъ, католическiй патеръ Юрiй Крижаничъ. Скрывъ свою вѣру и назвавъ себя православнымъ, Крижаничъ выразилъ желанiе быть учителемъ въ Москвѣ. Однако его заподозрили, и ему едва удалось вернуться домой. Его сочиненiя, въ которыхъ описывались московскiе порядки, получили впослѣдствiи большую славу: въ нихъ Крижаничъ указывалъ тѣ реформы, какiя, по его мнѣнiю, были необходимы Московскому государству, чтобы сдѣлась его сильнымъ и просвѣщеннымъ.

Такъ совершался въ Московской Руси культурный переломъ. Старые идеалы отживали и падали, новые нарождались и крѣпли. Русскiй народъ понемногу переходилъ отъ своей старой нацiональной замкнутости и исключительности къ дѣятельному общенiю съ культурнымъ человѣчествомъ.

§ 90. Внѣшнiя дѣла при царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ. Начиная съ 1654 года, царь Алексѣй Михайловичъ велъ продолжительныя и упорныя войны съ Польшею и Литвою. Предметомъ борьбы была Малороссiя — Польскiя владѣнiя на среднемъ Днѣпрѣ, въ которыхь русское населенiе отложилось отъ Польши и само пожелало соединиться съ православною Москвою. Войны эти привели царя Алексѣя къ существеннымъ успѣхамъ: онъ возвратилъ Москвѣ Смоленскъ и Сѣверскiя земли, взятыя поляками въ смутное время, и прiбрѣлъ Кiевъ и ту часть Малороссiи, которая была на лѣвомъ берегу Днѣпра (1667). До тѣхъ поръ Литва и Польша, въ теченiе почти ста лѣтъ, наступали на Москву и грозили ей; при царѣ Алексѣѣ перевѣсъ силъ оказывается на сторонѣ Москвы и она сама переходить въ наступленiе противъ ослабѣвшей Польши.

Въ связи съ Польскими войнами находились и другiя войны того времени. Царю Алексѣю пришлось воевать со шведами, которые вмѣшались въ Польскiя дѣла. Шведская война (1656—1659) окончилась ничѣмъ: воевавшiя стороны остались при прежнихъ владѣнiяхъ. Такъ же, какъ шведы, въ Польскiя дѣла вмѣшались и турки. Они грозили войною за Малороссiю одинаково и Польшѣ, и Москвѣ; (1672). Царь Алексѣй Михайловичъ страшился сильной Турцiи и дѣлалъ спѣшныя приготовленiя къ турецкому нашествiю, ожидая турокъ подъ Кiевъ. Однако дѣло ограничилось небольшими столкновенiями на лѣвомъ берегу Днѣпра. Царь Алексѣй умеръ (въ началѣ 1676 года) до конца этой войны, и миръ съ турками былъ заключенъ уже при его сынѣ царѣ Ѳeoдopѣ (1681).

Такъ сложенъ былъ тотъ Малороссiйскiй вопросъ, который возникъ, какъ результатъ внутреннихъ нестроенiй въ Польско-Литовскомъ государствѣ. Объ этихъ нестроенiяхъ будетъ идти рѣчь ниже.