Между двумя революциями — Крепость "Орешек". Лениздат. 1967

Вересов А. И. Крепость "Орешек". — Л.: Лениздат, 1967. — С. 32—55

Тюремные стены на «Каторжном острове» не только не разобрали, но по приказу Николая II возвели еще новые

Напротив Первого корпуса, старинных петровских «нумерных казарм», как бы замыкая круг, построили Четвертый корпус.

«Нумерные казармы» словно выдолблены в каменной толще. Камеры выходят в коридор сплошной, с пола до потолка, решеткой. Потому и зовется эта тюрьма «зверинцем». Напротив же возвышается огромное, в четыре этажа на полуподвалах, здание с усовершенствованными камерами. Электрическая сигнализация. Тайные посты. А всё тот же застенок.

Николай II заточал в Шлиссельбургскую крепость боевых участников событий 1905 года и последующих лет.

Отгремела революционная буря. В крепости — революционеры нового поколения, новой закалки. Среди них много рабочих, крестьян. Много большевиков. Герои вооруженной борьбы против царизма в Прибалтике, в Севастополе, в Кронштадте, на Украине и на Кавказе томились в шлиссельбургских казематах.

Это были люди, бесконечно преданные народному делу, готовые отдать жизнь за победу революции.

Выдающийся деятель большевистской партии, ученик и соратник В. И. Ленина Серго Орджоникидзе стал шлиссельбургским узником в 1912 году. Ero появление на «каторжном острове» было событием, приметным для всех. При коротких встречах с товарищами на прогулке, под зорким взглядом тюремщиков он умудрялся рассказать о том, что происходит в мире, о подъеме революционного движения, о Пражской конференции, о Ленине.

Непокорный, горячий, глубоко убежденный человек, он и в крепости всегда готов был бороться за справедливость, за человеческое отношение к заключенным. Один из таких случаев взволновал всю каторгу. Зимой каторжане рубили на озере лед. Плотной цепочкой их окружали солдаты. Рубкой распоряжался ненавидимый всеми надзиратель.

— Поторапливайся, голь перекатная!— кричал он на работающих.

Особенно зло издевался он над каторжанином Алтуновым: толкал его на скользком льду, бил концом веревки. Алтунов схватил надзирателя и вместе с ним бросился в прорубь. Из воды вытащили обоих. Жандармы зверски избили узника.

Орджоникидзе заявил протест начальнику тюрьмы:

— Мы не потерпим издевательств! Увольте варвара-надзирателя!

Серго бросили в «заразное отделение» — специальный карцер для непокорных. Но каждый протест, борьба за человеческое достоинство каторжан имели большое значение.

В крепости из камеры в камеру «стуковкой» передавались стихи, написанные Орджоникидзе:

Друг, мужайся! День настанет!
В алом блеске солнце встанет!
Синей бурей море грянет,
Волны песни загудят!
Будет весел многолюдный
Пир широкий, пир свободный,
Он сметет грозой народной
Наш гранитный каземат.
Мы расскажем миру тайны
Долгих лет и долгих мук,
И в садах родной Украйны
Вспомнишь ты, сосед случайный,
Наш условный, тихий стук —
Стук приветный, стук ответный,
Голос азбуки заветной,
Голос камня: тук... тук... тук!..
Голос друга: «Здравствуй, друг!»

Многим каторжанам эти душевные строки возвращали бодрость, волю и силы для борьбы.

В Шлиссельбургской крепости находились люди, далеко не одинаковые по своим взглядам. Но душой, направляющей силой всей жизни на острове были большевики. Федор Николаевич Петров — врач по образованию, талантливый пропагандист, участник восстания киевских саперов в 1905 году, Р. М. Семенчиков — один из революционных вожаков иваново-вознесенских текстильщиков, революционеры-подпольщики братья М. А. и Д. А. Трилиссеры и другие большевики были самыми уважаемыми людьми в крепости. К их голосу прислушивались, при организации протестов их мнение было решающим.

Настоящим любимцем Заключенных был Борис Петрович Жадановский, бывший подпоручик, вместе с Ф. Н. Петровым руководивший мятежными киевскими саперами. Похожий на подростка, худенький, на вид слабосильный, он был человеком гордой и несгибаемой воли. Военный суд приговорил его к расстрелу, который заменили вечной каторгой. По дороге в тюрьму он совершил побег, сняв кандалы. Но его поймали, отправили в Смоленский централ, а оттуда за постоянную «строптивость и непослушание» — в Шлиссельбургскую крепость. Но он и здесь был первым застрельщиком борьбы с царскими палачами. Друзья именовали его «Борись Петрович», вкладывая в эти слова призывный смысл.

Не напрасно Шлиссельбургскую крепость называли «революционным университетом». Здесь многие политкаторжане, в прошлом придерживавшиеся путаных анархистских или эсеровских идей, отказывались от них и становились на твердую платформу большевизма.

Может показаться невероятным: царская тюрьма, страшный застенок, отделенный от всего мира волнами Невы и каменными стенами, и вместе с тем — «революционный университет»! Да, это так. И это один иа самых ярких, волнующих фактов истории пролетарского революционного движения.

Владимир Осипович Лихтенштадт получил всестороннее образование в Петербурге и Лейпциге, владел почти всеми европейскими языками. Он работал над глубоким исследованием о Гете, начал его в Петербурге, а закончил в Шлиссельбургской крепости. В крепость он попал за участие в покушении на Столыпина. Его приговорили к смерти. Но петлю заменили шлиссельбургской одиночкой.

Огромное влияние оказали на него беседы с Орджоникидае. Лихтенштадт много работал, читал, обдумывал. С каждым годом он определялся как убежденный марксист.

Совсем другим человеком был Иустин Петрович Жук, наделенный от природы богатырской силой, гигантским ростом и огненными глазами. Сын украинского землепашца, рабочий сахароваренного завода, он искал пути в революцию на ощупь. Он объединил группу молодых односельчан. Вместе с ними пытался отстаивать справедливость, воевал с полицией. И попал в Шлиссельбург «вечником».

Молодой рабочий был нетверд в грамоте, как и в знании законов революции. В крепости встречи и беседы со старшими, умудренными жизнью товарищами раскрыли ему глаза на мир. Здесь он впервые услышал о Ленине, о его великом деле и с юношеской страстностью решил посвятить себя этому делу. Огромное значение в формировании мировоззрения Иустина Жука имели книги.

Библиотека Шлиссельбургской крепости была наследием народовольцев. Это они завоевали для следующего поколения каторжан право на чтение — право, равное жизни. Ни малейшего преувеличения нет в этих словах. Только работа ума, закаляя душевную силу, могла спасти от сумасшествия в крепостном каземате.

Один из самых драматических протестов в истории шлиссельбургской каторги был связан с требованием книг. Осенью 1884 года революционер и ученый, чудесный музыкант и певец, любимец товарищей Егор Минаков объявил голодовку в ответ на отказ дать ему возможность читать книги по собственному выбору. В исступлении он кулаком ударил тюремщика.

Суд состоялся здесь же, на острове. В сентябрьское утро в камерах услышали крик Минакова:

Через несколько минут прозвучал залп. Так кончилась жизнь революционера. И так началось существование «каторжной библиотеки».

Новое поколение политкаторжан продолжало борьбу. За требование книг многие заключенные побывали в карцере. Они выходили из Светличной башни, отлеживались и, едва став на ноги, повторяли свое требование.

Книги присылали каторжанам родные. Кое-какие издания закупались на средства, заработанные в тюремных мастерских. Ведал библиотекой В. О. Лихтенштадт. В приобретении книг ему помогала мать, Марина Львовна, руководившая в Петербурге подпольной группой помощи шлиссельбуржцам.

В библиотеке появились нелегальные, так называемые «переодетые» книги. В обложку какого-нибудь религиозного журнала вплеталась книга политическая, запрещенная. Таким путем в Шлиссельбургскую крепость были переданы книги В. И. Ленина. Его бессмертный труд «Материализм и эмпириокритицизм» обошел все камеры, читался и обсуждался втайне от тюремщиков десятками политкаторжан. Эта книга сыграла исключительную роль в формировании мировоззрения шлиссельбуржцев.

Библиотека стала настоящим штабом мятежной каторги. Тайнописью, через книги, передаваемые друг другу, заключенные общались. Таким же образом устанавливалось мнение большинства по злободневным политическим вопросам и принималось в нужных случаях решение бунтовать.

Крепость только с виду казалась безмолвной. 3а толстыми стенами, за железными решетками кипела непрестанная борьба с царскими тюремщиками.

Самый большой протест, охвативший всю крепость, был в 1912 году, почти сразу после того, как на острове узнали о расстреле рабочих на далекой Лене. Но непосредственным поводом для мятежа было оскорбление помощником начальника крепости Любенецким заключенного Богданова. Каторжане потребовали извинения от Любенецкого. Тюремщики ответили бранью и издевательствами.

Каторжане отказались вставать по свистку при появлении начальства. Вся крепость запела революционную «Марсельезу».

Надзиратели тащили виновных, неслыханных нарушителей тюремных порядков, в карцеры. В несколько дней были переполнены все каменные мешки и подземелья Светличной башни. На карцерное положение переводили целые корпуса.

Но заключенные держались стойко. Они требовали отмены телесных наказаний, увольнения извергов-тюремщиков, пополнения библиотеки литературой по социальным вопросам.

Протест продолжался неделю за неделей. Политкаторжане начали голодовку.

О событиях в Шлиссельбурге появились сведения в столичной печати. Был сделан запрос в Государственной думе. В крепость приехал главный тюремный инспектор. В его присутствии измученные, голодные каторжане запели песню, обличающую Николая II:

Покоренный на Востоке,
Покоритель на Руси,
Будь же проклят, царь жестокий, Царь, запятнанный в крови!

Было ясно, что люди решили погибнуть, но не сдаваться. Начальник крепости Зимберг обещал полностью или частично удовлетворить требования заключенных.

Так победили мужество и революционная решимость.

СВОБОДА, СВОБОДА!

Тюремщики нашли возможность жестоко отомстить зачинщикам протеста. Их перевели в другой каторжный централ, подальше от Петербурга, где царил еще более кровавый произвол. Да и требования шлиссельбургских протестантов выполнялись в весьма урезанном виде.

Но в действиях надзирателей уже чувствовалась неуверенность. Вести о мировой войне, о тяжелых поражениях на фронтах, о забастовках на питерских заводах урывками проникали в крепость. Во всем ощущалось приближение революционной грозы.

И всё же то, что случилось в морозный февральский день 1917 года, было неожиданным.

Встревоженные чем-то надзиратели забегали, засуетились. Один из них тайком сообщил каторжанам об отречении царя от престола. У всех одна мысль: что происходит в Петрограде?

И вдруг из камер верхнего этажа Четвертого корпуса заключенные отчетливо увидели длинную людскую колонну, шагавшую через лед. Колонна двигалась к крепости. Впереди трепетно алело красное знамя.

Рабочие Шлиссельбурга несли освобождение узникам «Государевой темницы». Шествие началось на правом берегу Невы. Здесь собралось около трех тысяч человек.

Отсюда направились через заснеженную реку на левый берег к Ситценабивной мануфактуре.

Огромная масса народа осталась ждать на бровке Новоладожского канала. К крепости двинулся лишь передовой отряд со знаменем. Лед не выдержал бы большого скопления людей.

Начальник крепости понимал, что сопротивление бесполезно. Вековые ворота Государевой башни открылись перед рабочими без единого выстрела. Рабочих вел котельщик Шлиссельбургского завода большевик Роман Еськин.

Возле камер Четвертого корпуса, Народовольческого, Старой тюрьмы происходили волнующие, незабываемые встречи. Надзиратели трясущимися руками открывали замки. Непривычно тихим голосом говорили каторжанам:

Каторжане смотрели недоверчиво. Некоторые спрашивали:

Если надзиратель скажет: «Без шапки»,— поведут в карцер. Но страж отвечал так же понуро:

Увидев в полуосвещенном коридоре рабочих в куртках, в высоких сапогах, каторжане мгновенно понимали всё значение происходящего. Узники и рабочие обнимались, целовались.

В конторе крепости постаревший за один день Зимберг доставал из шкафа синие папки с тюремными делами. Он силился и не мог расстегнуть душивший его ворот мундира.

Гремя цепями входили в контору каторжане. Рядом шагали Иустин Жук и Владимир Лихтенштадт, оба рослые, но один могучий, чернобородый, другой — сутулый, с впалой грудью, в пенсне на шнурочке. Шел и сотрясался от кашля тяжело больной туберкулезом Василий Малашкин. Удивленными глазами смотрел на всех грузинский революционер-подпольщик Федор Шавишвили. Бывшего депутата Государственной думы, курского крестьянина Ивана Пьяных вел под руку его сын, тоже Иван...

Многие из заключенных знали друг друга только понаслышке. Да долгие годы им не удавалось встретиться. Всего в конторе собралось около семидесяти политкаторжан.

— Дорогие товарищи! Революция совершилась! И — долой кандалы!

Расковывались тут же, в конторе. Посреди комнаты выросла гора кандалов. Все спешили. Не терпелось побыстрее покинуть крепость. Вышли на Неву. Снова — знамя впереди.

А с берега уже доносились восторженные голоса. Жители города, не обращая внимания на треск льда, кинулись с косы навстречу освобожденным. Их обнимали, целовали. Тех, кто был в одних арестантских халатах, тут же переодевали. Мужчины снимали с себя полушубки, женщины отдавали свои теплые платки. Плакали и освободители и освобожденные.

Сотни рук подняли вчерашних узников, оторвали от земли, понесли. Вся соборная площадь, ограниченная Невой и Петровским каналом, была переполнена народом.

Начался митинг. Говорили Жук, Пьяных, Лихтенштадт.

— Да здравствует свобода! — переливались голоса над площадью.

Бывших узников приютили рабочие семьи в Заводском поселке. Ночью в поселке никто не спал. В бывшем клубе мастеров заседал только что избранный ревком. В комитет вошли от рабочих — Еськин, Королев, Ермаченков, от освобожденных — Жук, Малашкин, Лихтенштадт.

Ревком решил создать отряд Красной гвардии. Возглавил его Иустин Жук. Решено было крепость предать огню.

Шлиссельбуржцы горячо интересовались событиями революции. Ориентировались в них быстро, точно и решительно, по-рабочему. «Нам не по пути с Временным правительством и его министрами-капиталистами. Мы с большевиками. Мы с Лениным,— говорили шлиссельбуржцы.— Революция продолжается!»

Бывшие каторжане уезжали в родные края. Каждому выдали удостоверение, краткое и значительное: «Дано сие гражданину такому-то в том, что он волею восставшего народа освобожден из Шлиссельбургской крепости. В чем подписью и приложением печати удостоверяется».

Самая боевая группа политкаторжан осталась в Шлиссельбурге, в заводском поселке. Они решили идти вместе с рабочими до полной победы революции. Иустин Петрович Жук поступил на завод подручным слесаря. Вскоре рабочие избрали его «красным директором». Он подружился с Николаем Михайловичем Чекаловым, потомственным ладожанином, сыном шлиссельбургского рабочего, председателем Совдепа. Чекалов руководил большевистской организацией уезда.

Шлиссельбургская Красная гвардия целиком отдала себя в распоряжение большевиков. В канун великого Октября Чекалов и Жук привели в Петроград рабочий отряд с верховьев Невы. Шлиссельбуржцы в одном строю с питерскими пролетариями штурмовали Зимний дворец, ломали сопротивление юнкеров, добывали победу социалистической революции.

В самые трудные, голодные годы Иустин Жук выполнял работу уездного комиссара по продовольствию. Он создавал продотряды и отправлял их в глубь страны. Довелось вспомнить и свою давнишнюю профессию сахаровара. Ему удалось из древесных опилок получить винный сахар. В ту пору в Приладожье говорили об этом, как о чуде. Позже об опытах Жука узнал Владимир Ильич Ленин и очень заинтересовался ими.

Наступали тяжелые дни гражданской войны, решавшей судьбы юной Советской республики. Юденич стоял у стен красного Петрограда.

И снова Шлиссельбургский рабочий отряд встал плечом к плечу с питерскими рабочими. На фронт привел шлиссельбуржцев Н. М. Чекалов. Но по твердо принятому решению он остался в отряде рядовым бойцом. В это же время И. П. Жук воевал на другом краю питерской земли. Он был назначен членом Военного совета Карельского участка фронта.

Вся страна выходила на трудный боевой рубеж. В огне войны определялось будущее. Отрадно было сознавать, что революционеры, недавние узники Шлиссельбургской крепости, те, кто вел за собой политкаторжан, и в этой титанической борьбе нашли свое почетное место.

Серго Орджоникидзе после шлиссельбургской каторги в 1915 году был отправлен в Сибирь. С первыми ударами революционной грозы он через всю Россию примчался в Петроград, чтобы быть рядом с В. И. Лениным во всех испытаниях.

Ф. Н. Петров встретил революцию также в сибирской ссылке. Он сразу же включился в боевую работу. В партизанском отряде воевал против Колчака. Позже стал заместителем председателя Совета министров и министром здравоохранения только что созданной Дальневосточной республики.

Памятник погибшим в застенках Шлиссельбурга с 1884 по 1906 г. Скульптор И. Я. Гинцбург.

«Главный библиотекарь» Шлиссельбургской крепости В. О. Лихтенштадт, много обещавший ученый и политический деятель, стал комиссаром дивизии. Да исключительную отвагу и мужество он был награжден орденом Красного Знамени. А через несколько дней погиб в бою на подступах к Петрограду. Владимир Осипович похоронен на Марсовом поле.

Так же героически погиб и И. П. Жук. Вражеская пуля попала ему прямо в сердце, когда он вел бойцов в наступление. Смертью храбрых пал в сражении под поселком Сергиево его лучший друг Н. М. Чекалов.

Обоих друзей похоронили в братской могиле, в заводском поселке. В Петрокрепости (Шлиссельбурге) две соседние улицы, выходящие к озеру, носят имена Жука и Чекалова.

И теперь в дни революционных праздников не увядают цветы на холодном граните, под которым покоятся герои, отдавшие народу молодость, жизнь...